о том, сколькие из них стали бы искать ее, если бы она пропала. Кто вообще думает о таком? Но когда Агата задала себе этот вопрос, она не смогла назвать ни одного имени. Наверно, это означало, что где-то в жизни она свернула не туда. Пока ей сложно было принять такую правду.
Она не могла жить в квартире, из которой ее так легко похитили. Она боялась спать по ночам, потому что снова оказывалась в том лесу и, оборачиваясь, видела за собой труп, подвешенный на сухих ветвях. Он уже был мертв, а его крик эхом разносился по лесу, заставляя Агату просыпаться в холодном поту. Ей не к кому было обратиться за помощью, и в этом была виновата только она сама. А как это исправить, она не знала, потому что после того, что сделал Владимиров, ей было страшно снова поверить кому-то.
Так что следователь ошибся. Вернуться к прежней жизни не получится.
Все было намного проще, чем некоторые думают. Люди вообще склонны усложнять. Если не воспринимать эту жизнь всерьез, все начнет получаться быстрее и легче, чем раньше. Поэтому Ян давно не строил из себя вечно сурового умника. Он прекрасно знал, что улыбка заведет его дальше, чем философские рассуждения, и играл свою роль с привычным мастерством.
Он уже слышал о том, что к необычной пациентке не раз пытались пробраться журналисты – и все они благополучно отправились восвояси. Сначала их не пускали полицейские, дежурившие у палаты. Ян прекрасно знал, что договориться с ними невозможно, и терпеливо ждал. Потом, спустя пару недель, охрану убрали, но врачи и медсестры, сочувствовавшие той девчонке, оградили ее от мира так, что сам Цербер скулил бы от зависти. Подкуп и лесть не помогали никому – кроме Яна. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, к кому из персонала обратиться можно, а от кого лучше держаться подальше.
– Нельзя к ней, – лепетала медсестричка, застенчиво отводя взгляд. – Велели не пускать…
– Велели не пускать тех, кто на ее истории нажиться хочет, – уточнил Ян. – Но я-то ей помогу!
– Как это? – смутилась девушка.
– Она стала частью серьезного преступного заговора. Что если ее попытаются убрать, как нежелательную свидетельницу?
– Полиция сказала, что все опасные люди уже схвачены…
– Полиция всегда так говорит, – вздохнул Ян. – Как бы они выглядели, если бы не умели врать уверенно? А я смогу добиться для нее реальной защиты, когда ее история станет известна миру.
– Она не хочет ни с кем говорить.
– Это она так думает. Многие люди настроены против журналистов, а зря. Давайте сделаем так: вы просто пропустите меня к ней, я с ней поговорю, а если она будет против, я уйду. Она ведь взрослый человек, предоставим выбор ей!
Еще одна лучезарная улыбка, еще один взгляд прямо в глаза – и медсестричка поплыла. Иначе и не могло быть: Ян видел, что на пальце у нее нет кольца, что маникюр она давно не делала, хотя теперь застенчиво прятала от него ногти, что никакой макияж не мог скрыть темные
