них создавалось хоть какое-то подобие семейной жизни. Тоня тоже во всю старалась поддерживать это подобие: готовила для Виктора обеды, стирала ему белье, покупала ему все необходимое. В общем, вела себя так, как ведут себя жены. Вот только ночевать Виктор всегда возвращался к себе домой, и привыкнуть к этому она никак не могла. Как и к тому, что он периодически звонил домой, чтобы узнать у сиделки о состоянии жены. И особенно ей было больно, что у них никогда не заходил разговор о детях. Их детях.
Из-за того, что Галя с Сергеем работали в дневную смену, Лика виделась с Галей в основном поздно вечером, перед сном. Утром Лика вставала поздно, выпивала чашку кофе – она никогда не завтракала – и начинала приводить себя в порядок, одеваться, что у нее занимало довольно много времени. Затем она уходила в студию посмотреть, как там продвигались работы; потом занималась рекламой своей школы, которую собиралась развернуть широко: радио, газета, автобусы, рекламные щиты. Обедала она в ресторане. Когда она возвращалась домой, Галя с Сергеем еще были на работе. Зато она довольно часто сталкивалась с Тоней и Виктором. Но, поздоровавшись с ними, она тут же поднималась в свою комнату и старалась из нее не выходить и лишь услышав, как Виктор уходит на свою халтуру, спускалась вниз и, как она обещала Гале, начинала свое «сближение» с Тоней. У Лики всегда загорался азартный интерес, когда она бралась за то, что у других не получалось.
В беседах с Тоней говорила в основном Лика, а Тоня ее слушала и молчала, лишь изредка отвечая на Ликины вопросы, которые никогда не касались Виктора. Лика много и подробно рассказывала о своей жизни. Рассказала о своем муже, с которым находилась в процессе развода, о своем сыне Дениске, который предпочитает жить с отцом и абсолютно прав – она никудышная мать. Рассказала она и о своей школьной любви – своем первом муже, Володеньке. Как он был сказочно красив. Стихи наизусть читал, а как романсы пел… В нее был влюблен страстно. Через пару лет после окончания школы она выскочила за него замуж – очень хотелось из дому поскорее вырваться. А через год она почувствовала, что еще немного – и она рехнется: этот преданный собачий взгляд, это постоянное любовное сюсюканье, эти стихи и романсы…
– Ну нельзя же всю жизнь прожить на романсах, – подытожила она. – Я не Изольда, и мне Тристан не нужен, особенно за кухонным столом. Уж лучше Ковальский, помнишь «Трамвай „Желание“»?
В таких разговорах прошло несколько дней, и Лика поняла, что, если она не заговорит о Викторе, Тоня никогда сама не начнет.
– Послушай, это нечестно, – наконец решившись, сказала Лика. – Я все о себе рассказываю. Наизнанку вся вывернусь. А ты о себе – молчок. А меня, знаешь, разъедает любопытство.
– О чем?
– Прекрати! Ты прекрасно знаешь, о чем. О вас с Виктором можно прямо роман писать, а я живу под боком и понятия ни о чем не имею. Рассказывай. Я из комнаты не уйду, пока все не услышу.
И Тоне вдруг самой захотелось вот так же раскрыться, рассказать о своей такой непростой, даже безысходной
