небе. Она много лет молилась Николаю Угоднику о даровании ей верующего мужа: верного, любящего, непьющего, работящего. Такого и послал ей великий угодник Божий. Подруги ей завидовали. Даже у матери не было причин быть недовольной зятем. А уж она-то каждое его действие, как говорится, рассматривала под микроскопом. И вдруг такая жаркая ссора!
Теща заявила Виталию, что он фанатик, не думающий о будущем сына, и что если он не желает почтить память ее покойного мужа, назвав его именем внука, то она больше не переступит порога их квартиры и никогда не станет им помогать.
Своего покойного тестя Виталий никогда не видел по причине того, что тот ушел в мир иной задолго до знакомства с Валентиной. Тещино упрямство и постоянное вмешательство в его семейную жизнь он выносил с трудом, поэтому не очень испугался обещанной перспективы. Теща же исполнить угрозу не торопилась. Она постоянно находилась при внуке и демонстративно сюсюкала: «Ах ты мой Сашуля, Сашенька, мой красавчик ненаглядный. Твой злой папка хочет тебя назвать каким-то “пантюхом”. Ну как ты его будешь называть ласково, уменьшительно? Пантя?», – торжествующе вопрошала она, грозно глядя на зятя.
Теща нередко оставалась у них ночевать. Выносить это было непросто. Валентина сначала обрадовалась возможности отдохнуть и даже иногда вечером сбегать к подругам. Но вскоре и она стала тяготиться постоянными укорами матери. Все-то она делала не так, как положено: и кормила неправильно, и пеленала плохо, ни стерильности в доме, ни порядка… Мать не позволила крестить внука до сорокового дня, придумывала всякие отговорки: то жара стоит африканская, то какую-то эпидемию объявили, то батюшка, которого она почитала больше прочих, ушел в отпуск.
Наконец Виталий не выдержал. Теще было приказано не появляться в их доме до Рождества (почему до Рождества, он и сам не понял). Валентину же в ближайшее воскресенье он подвел к их общему духовнику и рассказал о ее нежелании назвать сына Пантелеймоном. Батюшка с недоумением выслушал рассказ Валентины о будущих дразнилках, улыбнулся и перебил ее: «Меня тоже дразнили. И били всем классом за то, что я с матерью ходил в церковь. Если будут дразнить твоего Пантелеймона, пусть постоит за имя своего великого святого. Ты, мать, убоялася, иде же не бе страх[8]. Ступай с Богом и благословляю поскорее крестить наследника».
Виталий подумал, что разногласие преодолено, но не тут-то было. На Валентину что-то нашло. Она объявила это благословение «частным мнением» и сказала, что покрестит сына в другом храме: «Никакого Пантелеймона.
Только Александр». Виталий не знал, что предпринять. Хороша православная подруга жизни! Не только воля мужа, но и благословение священника ничего для нее не значат. Он и лаской пытался ее урезонить и строгостью:
– Что теперь, расходиться из-за твоего упрямства?!
– Разводись, если хочешь! Это твоя идея. А я только хочу уберечь сына от издевательств. Дети такие жестокие! Ты что, не видишь, что с каждым годом становится все хуже и хуже?! Пусть
Ср.: Пс. 13, 5.
