строят в этом колхозе клуб. В прошлом году построили коровник. Заработали по пять и по семь тысяч. Поступили жалобы, вот я и еду разбирать на месте.
– А-а-а, – протянул Федор, – ты, значит, по этот части…
Он шмыгнул носом, нахмурился и замолчал. Милицию и всяких инспекторов Федор не жаловал. Дмитрий заметил реакцию хозяина и смутился. Он что-то хотел объяснить, но запнулся и тоже замолчал. Так они просидели минуты две. Слышно было, как хрипело у Федора в груди. Тихо зашумел чайник.
– Закипел, – нарушил молчание Дмитрий.
Федор не ответил.
– А почему вы замолчали? Я вас обидел? – виновато спросил гость.
– Чем обидел? – буркнул Федор. – Я гомонить не горазд. Чего рот открытым держать?! В избе, вот, дверь отворить – изба и выстудится.
– Вы замолчали, когда узнали, что я еду с инспекцией.
– Полно толковать, – отрезал Федор. – Я свое отговорил. А хочешь знать мое слово, так знай: нету порядку ни в чем. Разве это дело? Заезжие тысячи получают, а своим заработать не дают. Что, наши мужики хуже ваших дом срубят?
– Такой закон, – сказал Дмитрий и сочувственно посмотрел на Федора. – Местные получают свою зарплату, а дополнительных договоров заключать с ними нельзя. – Федор махнул рукой и поднял крышку чайника. Легкое облачко пара вырвалось наружу. Из носика чайника выплыло плотное кольцо, а за ним тонкая струя пара.
– Готов, – сказал Федор и вытащил из ящика стола заварной чайник, старую фаянсовую чашку и латунную, со многими зарубками ложку.
– Заваривай, пей, а мне надоть выйти…
Он медленно побрел к церкви, ругая себя за то, что ввязался в разговор. «Надо же было подвернуться этому парню…».
Он остановился у паперти. На ближних могилах уже заседали три группы. Услыхав шаги, пьяницы стали прятать бутылку, но, увидев сторожа, успокоились и продолжили разливать.
– Со своими нынче стаканами ходят, – удивился Федор. – Даже пьяницам теперь не нужон. Вот, ведь, и податься некуда.
Он повернул назад и вдруг подумал, что зря осердился на парня. «Тот смирный и вежливый. Да и чего законы облаивать. Не нами писаны – не нам и менять. Да и все, видать, для русского человека ко спасению устроено. Большие деньги – большие соблазны. Только балует народ, да не знает, как себя утешить с ними, погаными. В них ли радость?..». Он вспомнил о своей прежней страсти к деньгам и решил: «Безотменно надоть с парнем поласковей». И вдруг ему пришла на ум поразившая его мысль: «А что если он с инспекцией к Коле когда поедет?! Да мало ли что, возьмут и пошлют. Кто их, инспекторов, знает?! К нам же заслали. Надо бы потолковать с ним. Он, вон, молод. Краснеет – знать, не закаменела душа».
Когда Федор вернулся в сторожку, гость раскладывал на бумаге бутерброды с колбасой и сыром, половину макового рулета и домашнее печенье разной формы: сердечком, ромбом, плетеной косичкой.
– Это вам, – сказал Дмитрий и стал наливать хозяину чай в вымытую чашку.
– Эт ты с собой бери, в дороге сгодится. Вишь, какие у нас тут рестораны. А мне сие не
