дикого коня прерий.
Штаны плавились и горели; ветер плевал в лицо; на поворотах меня заносило вбок и стремительная сила инерции норовила швырнуть в окно. Уж не знаю, как я удерживался в седле, наверное, есть на свете какой-нибудь пионерский бог, с которым не очень-то любят связываться законы физики.
Четвёртый этаж, третий, второй – подо мной уже была пустота. Я летел, подхваченный смертью, в холодные лапы вечности.
Удар – в глазах потемнело, лишь одна печальная звёздочка сияла мне из пустой глубины.
Я смеялся, я был ей рад, я читал её простые слова. И вдруг понял: что-то в этих словах не то, над воротами в рай таких слов обычно не пишут.
«30 лет на страже счастливого детства». Звёздочка была круглая, как медаль. И пустота, в которой она висела, была прикрыта чёрной пиджачной диагональю, застёгнутой на блестящие пуговицы.
– А вас, Филиппов, – сказал директор весёлым апостольским тенорком, – завтра, когда пойдёте на чемоданную фабрику, я назначаю старшим.
Женька как в воду канул. Битый час я прождал его на ступеньках школы, но он почему-то не выходил. Правда, Капитонов сказал, что видел его с директором, но это он, по-моему, врал – с директором был я, а не Женька, это я помню точно.
А Женька стоял тем временем в коридоре и разбавлял серым своим костюмчиком тоску зелёную стен. Напротив, держась за пуговицу, стоял директор Василий Васильевич. Капитонов был по-своему прав.
Коридор был пуст и уныл, как всегда, когда уходит вторая смена. Где-то в классах тоненько пела нянечка и подыгрывала себе на швабре.
Василий Васильевич молча поглядывал на часы – он поглядывал на них уже минут двадцать, а Женька все эти двадцать минут стоял, пригвождённый к стенке печальным взглядом директора.
– Ага. – Василий Васильевич щёлкнул пальцем по циферблату. – Как родители? Живы-здоровы? А вообще как? Ладно, это потом. Идёмте.
Они пошли под тихую мелодию швабры: первым – Василий Васильевич, за ним – Женька, думая тревожную думу.
Они миновали учительскую и не зашли – странно.
Прошли мимо двери кабинета директора – Василий Васильевич на дверь даже не посмотрел.
Подошли к тумбе в конце коридора – с тумбы, с кумачовой подстилки, добрыми гипсовыми глазами смотрел на них дедушка Ленин.
Директор обошёл тумбу и пальцем поманил Женьку.
Сначала Женька ничего не заметил, потом разглядел на бледно-зелёной стене незаметный прямоугольник двери.
– Слышал, вы играете на баяне? Дело нужное, развивает на руках пальцы.
Женька спорить не стал. На баяне так на баяне. Куда же всё-таки он меня ведёт?
Руки Василия Васильевича покоряли недра карманов – это он искал ключ.
– Да… – Лицо его сморщилось. – Музыка… – Ключ не подавал голос. – Музыка, чтоб его. Был же, точно помню, что был. Брякал ещё. – По морщинам, как по ступенькам лесенки, побежали паучки пота. Он давил их на губе языком, потому что были заняты руки. – Вам мой ключик не попадался? Был же, брякал же, я же помню…
Нет,
