превосходят его персональные творческие способности? Не потому ли о человеке иногда говорят как о «лирическом» творении Бога, в котором Бог хочет «высказать» Себя?[17]
Согласно апостолу Павлу, гений, одаренный творческой свободой и реализующий Бога в себе, всецело обращен к высшему промыслу, к небу, к Творцу. Он, так сказать, соучастник божественного процесса, творящий в «восьмой день».
Как проявление Бога в человеке, гениальность онтологически непознаваема: мы можем видеть ее внешние проявления, но не глубинную сущность. Иначе говоря, природа гения уходит за горизонт нашего познания, как это случается со всем божественным в мире. Вообще, существует некий тотальный принцип определенности, согласно которому, сосредотачиваясь на одной стороне чего бы то ни было, мы затуманиваем все остальные.
Идея творчества как богоприсутствия принадлежит Блаженному Августину: в последней глубине единственная положительная творческая сила есть Бог, и человек, лишенный связи с небом – совершенно бессилен. Фома Аквинский несколько изменил это соотношение, сделав его более естественным, двуединым: «Мы должны молиться, как если бы всё зависело от Бога; мы должны действовать, как если бы всё зависело от нас самих».
Антропный принцип, согласно которому возникновение Наблюдателя в процессе эволюции заложено изначально Богом, является основным принципом мистики, согласно которому Бог являет себя человеку в откровении, когда приходит время достичь его. Человек создан в процессе эволюции для открытия Бога – очень ясно по этому поводу высказался Якоб Бёме в своей космографии: «Весь этот мир – большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отца к сотворению существа, чтобы смысл великого чуда открылся, и тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и всё это было в Его намерении».
«Глубинное основание Бога» уходит в сокровенную темноту души. Когда Я. Бёме однажды опросили, как можно понять эти бездны, он сослался на апостола Павла: «Дух исследует все вещи, равно и глубины Божества». В заключительной главе его «Утренней зари» слова о душе человека звучат так, словно она суть «маленький бог в большом неизмеримом Боге». Вот как сам Бёме объяснял свой неожиданный дар писателя и своеобразие своего литературного творчества: «Бог дал мне знание. Не я, которое есмь Я, знает это, но знает это Бог во мне».
Иными словами, человек – орган познания Божества, служащий постижению творения и в нем Творца. Аналогичная мысль обнаруживается у большинства мистиков. Например, Ипполит Римский, живший во II веке, писал: «Начало завершения – это познание человека, познание же Бога – это достигнутое завершение». Еще одна важная идея – сопряженность божественной любви и познавательной способности человека. Бог есть любовь – поэтому «воля Бога записана в нашем сердце».
Бог нисходит к нам постоянно, независимо от того, осознаем мы это или нет; и Он нуждается как в нашей активности, так и в плодах этой активности, которая разворачивается таким образом,
Автор имеет в виду идею С. Л. Франка, высказанную в книге «Реальность и человек», с. 424.
