особенно если речь идет о насилии. Джон обиделся: мол, уж я-то должен знать, что он не способен навредить кому-либо. И сознался, что он – беглый заключенный, но преступление его не так уж и велико. Его арестовали за продажу марихуаны, хотя на самом деле ничего опасного в этом нет и, по его мнению, это вовсе не должно считаться преступлением. Он уверил меня, что теперь не делает ничего противозаконного, и мне не о чем волноваться. Поверив ему, я пообещал хранить молчание.
Примерно месяц от шерифа не было никаких вестей, и я уже начал было думать, что они, вероятно, не узнали Джона. Но оказалось, что я неправ. Однажды воскресным днем во двор нашего ранчо вплыла колонна полицейских машин. Ферма наполнилась странными субъектами, похожими на бандитов, наркоторговцев и сутенеров, вооруженных дробовиками, автоматическим оружием и пистолетами. Мы были в ужасе. В конце концов, несколько «сутенеров» обратились к нам, сверкая полицейскими значками. Они попросили нас остаться в доме, затем спокойно прояснили ситуацию.
Оказывается, Джон – беглый преступник, осужденный за приготовление и продажу кристаллического метамфетамина. Это был тяжелый и определенно опасный наркотик. Полиция следила за преступной деятельностью Джона через своих агентов под прикрытием, выжидая подходящего момента, чтобы устроить облаву. Наш наемный рабочий приспособил фургончик под лабораторию для производства наркотиков, а его знакомый время от времени забирал готовую партию и реализовывал ее.
Я попросил разрешения зайти в фургончик, чтобы лично удостовериться в противоправной деятельности моего друга. На пути к фургончику я увидел, как полиция выводит из него подружку Джона. Оказалось, его схватили ранее – в маленьком частном аэропорту, поэтому, к счастью, нам не суждено было встретиться с ним снова. Увидев агрегат по производству наркотиков, я наконец осознал, что Джон действительно был наркоторговцем. Как же я мог поверить ему…
Я был рад, что полиция поймала Джона, но чувствовал вину за то, что не сказал родителям о том, что он беглый преступник. А должен был. Самому себе я казался сообщником в его грязных делах, ведь я позволил ему дальше производить эту отраву. Если бы полицейские захотели, они могли бы совершенно законно конфисковать имущество моих родителей, и это была бы моя вина. Я молча страдал, теряя веру в себя. Какой-то неизвестный мне офицер под прикрытием, выдававший себя за наркоторговца, несколько месяцев следил за моими родителями и пришел к выводу, что они не были в курсе противозаконной деятельности их рабочего.
Как раз в это время я успешно сдал Калифорнийский квалификационный экзамен для старшеклассников и получил аттестат. В школу я перестал ходить с середины одиннадцатого класса. Чтобы сэкономить деньги, я решил сначала поступить в местный колледж, а затем перевестись в университет. Перед началом первого семестра я работал на родительском ранчо и выполнял ту работу, которую раньше делал Джон. Я даже решил учиться на вечернем отделении вместо очного до тех пор,
