верхняя пуговичка «афганки» или еще что-нибудь в этом роде. Более того, после проверки всех документов следовала длительная и унизительная лекция, популярно объяснявшая, насколько попавшийся в справедливые руки патруля армейский индивидуум мало отличается от человекообразной обезьяны, бродившей по земле много тысяч лет тому назад.
С особым удовольствием и азартом прапорщик ловил тех, кто, завидев его на горизонте, в отчаянии давал деру обратно в лес, к забору, окружавшему часть. Погоня за дичью вряд ли доставляла охотнику такое удовольствие, как Луцику погоня за нарушителем. А уж пойманный и опознанный солдатик расписывался в рапорте как минимум в образе государственного изменника. «Губа» бедолаге в этом случае была обеспечена.
Во время строевых занятий голос Луцика, отдававшего приказы, как-то по-особому надменный, резкий, звучал громче всех. Даже в том, как он это делал, было что-то издевательское, словно он упивался своей властью, своим правом командовать двадцатью парнями, каждый из которых в любое другое время мог бы придавить его, как муху. И, по-видимому, именно это так грело его душу. Все его слова и поступки отличались вычурностью и бахвальством.
Однажды, чтобы придать своему юному лицу более мужественное выражение, Луцик решил отрастить усы. Свой план он принялся претворять в очередном отпуске. Но любовно выпестованная за целый месяц растительность на верхней луциковской губе была так невыразительна, так бутафорна, что после первого же построения на плацу майор Бардачный, морщась и неопределенно указывая куда-то в область луциковского лица, сказал: «Товарищ прапорщик, чтобы завтра я этого у вас не наблюдал. Вам понятно?»
Надо ли говорить, что растительность исчезла буквально через час.
Солдаты презирали Луцика и всеми средствами, имевшимися у них в рамках безнаказанности, это презрение выказывали. Иногда это были невинные на первый взгляд вопросы о личной жизни прапорщика, которые обычно задавались дружелюбным тоном с примесью ловко разыгранной зависти. Этот прием в разных вариациях солдаты всегда испытывали на самых неуважаемых начальниках.
Как-то Иван стал невольным свидетелем одного такого диалога.
«А что, товарищ прапорщик, у вас “на гражданке” много девушек?» – с нарочно льстивой улыбкой подступал к Луцику самый бойкий боец.
«Да я половину города…, если хочешь знать», – на полном серьезе бахвалился Луцик, видимо, желая поразить голодные на это дело солдатские умы и не подозревая, что ступает на скользкую дорожку.
Умы восхитились и продолжили «допрос».
«А вам по одной в день хватает или как?»
«Бывало и по две», – тоном опытного гуляки отвечал Луцик.
«И что, замужние тоже у вас были?» – допытывался провокатор.
«Ну, бывали и замужние, – с удовольствием делился прапорщик своим интимным опытом. – Они даже приятнее. Их мужики обычно на них уже внимания не обращают…»
