по воле случая с девицей, вытирающей нос углом мокрой простыни.
– Вы неделикатный и нелюбезный человек, – сказала она. – И лишены нежности. Вы загубили мое первое воспоминание! Вы настоящий грубиян.
Вот он, как на картинке. Конюх, поваливший на сено молодую крестьянку. Он опасался завтрашнего дня, когда ему предстояло встретиться с внимательной и строгой аудиторией, глядеть в лицо своим будущим болельщикам глаза в глаза. Могут ли внушать доверие его глаза в сиреневом окружении?
– Лиза… Надо поспать…
Она отодвинулась от него с обезоруживающей легкостью.
– Спите.
– Вернитесь, – сказал он.
Она больше не двигалась, он даже не слышал ее дыхания. Он в третий раз овладел ею. Она с интересом испытала этот наскок.
– А она все же согревает, эта деятельность.
В сорок девять лет, он имел сегодня женщину трижды. Несравнимый самец, супермен, к тому же с умом, а эта дурочка смеет говорить о «деятельности».
Эвелина осыпала бы его комплиментами. У нее свои манеры и главное – свой язык.
Лиза хотела что-то сказать. Чтобы не дать ей говорить, он поцеловал ее.
– Ты хорошо целуешься… – сказала она.
– Значит, у вас есть достаточно опыта, чтобы судить об этом, – сказал он. – Это правда, еще в лицее мне говорили, что я хорошо целуюсь.
И он добавил:
– Почему на «ты» перешла?
– Трижды мы занимались любовью, можно и на «ты» перейти…
– Почему?
– Мне кажется логичным.
– Логичным? Это ничего общего с логикой не имеет.
– Нет, имеет, – сказала она – То, что мы сделали, – очень интимное дело. Оно стоит того, чтобы мы перешли на «ты». Для меня это была брачная ночь.
– Кто сказал «брачная ночь»? – спросил он.
– Когда спят с кем-нибудь впервые, это как начало свадьбы. Так говорят в Венгрии.
– А мы в Женеве! Теперь мирно поспим, а завтра утром забудем друг друга.
А она продолжала со своей стороны:
– Мой отец говорил…
Она замолчала. Лоран не шевелился больше. Он был уверен, что она заплачет.
– Вас не интересует, что говорил мой отец?
– Интересует.
– Он говорил: «По отцу человек – венгр, по матери – еврей, а по деньгам – француз».
– Такие определения болтаются на улице, – сказал Лоран. – Не понимаю, почему «француз – по деньгам».
Она еще раз высморкалась в угол простыни.
– Это противно, – сказал он.
– Я знаю…
– У вас нет больше носовых платков?
– Нет. Меня бы устроил платочек для верхнего кармашка. Можно взять из вашего пиджака?
Он резко повернулся.
– Из кармашка – нет.
– Моя мать – француженка и очень любит деньги.
– А кто не любит деньги? Любить – не то слово, лучше просто иметь деньги…
