как новенький. Слышь, Федя…
– Я не Федя, – разозлился я. – Неужто трудно запомнить? ФАРХАД!
– Да что ты цепляешься? Не привык я произносить такие трудные имена. Так вот, а как ты думаешь, это навсегда со мной такое приключилось?
– Жизнь покажет. Ладно, попробуй вылезти, вроде земля поуспокоилась…
Мой расчёт оказался верным. Земля снова могла носить Илью, и вскоре великан стоял рядом, отряхивая порты от приставшей глины.
– Кстати, Илья. Вижу я на тебе крестик телесный, как у ромеев. Да и имя у тебя явно от них взятое. Хотя в ваших краях вроде своим богам молятся.
– А это годов десять тому назад через деревню нашу царьградские монахи проходили. Вот мой батюшка и взмолился, не помогут ли люди добрые калеке сирому, мне, то есть. А они сказали, что облегчить мои страдания может только ихний бог Иисус. А для того надобно, чтобы я стал крещёным. Так вот всё и вышло. Батюшка, чтоб наверняка получилось, и меня крестил, и сам крестился, и матушку заставил. И имена ромейские на нас принял… Только не встал я. На что монахи сказали, что видимо вера наша слаба, вот он и испытывает нас. А потом ушли. Мы ждали, ждали, а потом бросили ждать. А имена новые остались – мы уж привыкли к ним, да и решили, что к старому возврата больше нет. Будем жить по-христиански. Да! По прежнему-то я Ждан…
Он помолчал немного, видимо припоминая что-то давнее. Я не мешал ему.
– Слышь, Федь! А пойдём, родителей обрадуем, – вдруг взмолился он, наведя относительный порядок в своей одежде.
– Кстати, а где все жители-то? – вспомнил я.
– Кто на покосе, а мои пошли землю от кореньев под пашню расчищать. О прошлый год дубовую рощицу попалили, теперь золить надо.
День и так уже пошёл наперекосяк, так что я подумал, отчего бы и не сходить?
Идти оказалось не так уж и близко, но Илья всю дорогу прошагал очень даже споро, словно готовился к состязаниям шахских скороходов. Помню, я ещё подумал, интересное дело получается: он всю жизнь пролежал, а куда идти – хорошо знает!
Неожиданно лес расступился, выведя нас на просеку, со следами больших кострищ и торчащими тут и там пнями.
– Тсс! – вдруг зашептал мне на ухо Илья. – Вон видишь? Под куст ракитовый отдохнуть залегли. Умаялись бедные. Слышь, Федя, а как думаешь, может я покорчую тут маленько? А ты присядь пока в сторонке.
Я отрешённо вздохнул и устроился на траве поодаль от его родителей. В это время Илья подошёл к торчащему из земли пню и, ухватив за основание, рванул на себя. Я не поверил своим глазам, но земля послушно поддалась, и пень выскочил на поверхность, словно пробка из кувшина, освобождённая от сургуча.
– Здорово! – послышался приглушенный рык, и Илья заработал с утроенной силой. Прямо на глазах земля покрывалась рытвинами, а вырванные пни летели на край делянки, будто выпущенные из пращи. Послышался возмущённый птичий гвалт и над тем местом закружили испуганные галки. Вряд ли прежде им приходилось наблюдать падающие с неба коряги.
– Уф! – весело отдуваясь, подошёл
