На картах нету его, а нанести надо, чтобы лес не трогали.
Хозяин хмыкнул:
– Хм. Лес не тронут. А на родник надо, это ты верно знаешь, да? Ну пей, после сходим. Вот варенье моё с мёдом вперемешку пробуй. И блины – мне Вадимовна с утра дала – сам-то я не пеку, а чего мне одному печь-то, раз целый день внизу? А ты, значит, учитель?
Диву я потом давался – с чего это как на духу рассказывал я другому, менее часа назад встреченному человеку, и о себе и о своих поисках и переживаниях: «С кем был! Куда меня закинула судьба…» О том, что приехал ненадолго – на замену – в самом начале, потом – чем занимался, чего хотел, но так и не достиг… затем вообще пустился в какую-то метафизику, самому мне не очень-то понятную.
Николай улыбался и отвечал. И я понимал, что не я, приезжий и городской тут странно выгляжу, потому, что как раз я – и приезжий и городской, – а вот он выглядит тут странно. В чем именно, объяснить я не мог – но он ощущался еще более приезжим, чем я, иногда и вовсе представляясь мне иностранцем – японцем или, может быть, калмыком.
– Места здесь интересные, ненаглядные. С детства тут гляжу, а наглядеться не могу – что ни листок, так точёный, резчишком по нему боженька прошёлся, и времени зря не потратил, потому как мне показал, а потом ещё ежонка им укроет до весны. Иной листок ма-аленький, а пользы от него – больше чем от целого веника – и хворь снимет и тоску развеет. Да и трепещет на ветке смешно, радует. Это же великая сила – радость дарить – и человек человеку не каждый может! А тут – листочек на ветке. Да?
Не согласиться было невозможно – так просто и ясно всё выходило, так верно и друг за другом шло. И встали из-за стола вовремя, и умылись у колодца – «надо так», оказывается, было перед дорогой, и посошки тут же нашлись, и тяжесть в ногах куда-то в землю сгинула, ничем себя не проявляя.
Брели по лесу – тому самому, ненаглядному, большому, где от дерева к дереву нужно было сделать шагов по сто, не меньше. Стволы и уходящие далеко вперёд ветви поражали – не видел я раньше такого леса, даже не слышал о таком. Понимал, что ни о какой вырубке, конечно же, и речи идти не может – стоит любому мало-мальски образованному человеку лишь раз увидеть эти деревья…
– Так это не каждый увидит, а увидит, так не каждый поймет. Для кого-то – деревья живые, каждое постарше целой деревни будет, а для кого-то -кубометры, дрова, пепел.
Звуков тут почти не было, как и валежника под ногами – тонкая, мягкая и очень уж газонная какая-то травка. Прохладно скрипели сапоги, и громче всего я слышал своё дыхание.
– Поют птицы, поют. Только высоко, отсюда не слышно. А это капли бьют – им тоже высоко лететь. Ветер сюда не доходит, поэтому тихо, слышно, как шишка летит, когда падает. – мой спутник говорил много, будто хотел выговорится, с немножко неправильной интонацией постоянно удивлённого ребёнка.
Небо было невидимым за высоким и плотным пологом леса, а мы
