Ладно, если бы собой хороша была, так нет же: худа и высока, как верста коломенская, глаза совиные, круглые, на коже словно черти горох молотили, ладно хоть на характер добрая, хозяйственная, да и умом Бог не обделил, а вот красоты не дал. И старшая, Настька, вся в мать пошла. Поэтому и сватов никто не засылает.
Был бы в милости, так отбою от женихов не было бы. Младшая – красавица, дородством и статью в отца пошла, но не резон младшую раньше старшей выдавать. Не принято, позор, люди засмеют. Совсем чести в доме Шацких не осталось. Он снова вздохнул, вспомнив, как третьего дня Анна, младшенькая, токовала. Второй раз сваты от Ромодановских приходили, сватать Аню за старшего сына. Боярин принял ласково, да только ни «да», ни «нет» не сказал. Мол, к зиме ближе решит. Сын Ромодановский, Егор, как конь ретивый, закусил удила и на своем стоять пытался. Ладно сваха, Степанида Хлопская, из беды неминуемой выручила, шутками да прибаутками и Егора заговорила, и сватов успокоила. Ссориться с Ромодановскими, которые у самого царя московского что ни день на пир званы, не резон.
Худшее его ждало впереди. Как сватов проводили, Анна в слезы и в ноги отцу кинулась:
– Так и просижу в девках, тятенька, а все из-за нее, из-за Насти-и-и!!!
Рыдания отцовской любимицы словно огнем прожигали мягкое сердце, а от залитого слезами лица совсем было невмоготу. А Аня тем временем продолжала:
– Постриглась бы Настька в монахини, и почет семье, и беды меньше. А приданого монахиням и вовсе не надобно.
Боярину помышление Анино понравилось. А может, и в самом деле, чем черт не шутит? Мысли его тяжело заворочались, то и дело натыкаясь одна на другую. Вызвал Настю. Попробовал по-доброму, по-отечески. Та только молчит и рукавом утирается. Может, и сладил бы, да только принесла нелегкая Арину, Марфину племянницу. Та как услышала, так взвилась коршуном и накинулась сначала на Аню, потом и дяде досталось. Боярин только молчал да покряхтывал. Если бы рот открыл, и ему бы не поздоровилось. И откуда у Арины характер такой, ну чисто сатана в юбке! И языком складно мелет, что не придерешься и словечка не вставишь:
«Вы, дяденька, Аньку не слушайте и Настю в монастырь идти не понуждайте. Ни вам счастья не будет, ни нам. Совесть, она хоть без зубов, а все равно загрызет. Ни дня, ни ночи покоя не даст. А ты, подлая, все козни строишь! – обратилась она с явной угрозой к двоюродной сестре, да так, что та вздрогнула и глаза опустила. – Гляди, хитришь и извиваешься, как змея поганая, да только и на тебя каблук найдется!»
И вытащила младшенькую за рукав из отцовских палат, а Настя вслед, даже разрешения тятинькиного не попросила.
«Эх, жизнь жить – не лапти плести! – Думушки заворочались тяжелыми каменьями в голове боярина. – Вот беда-то!»
Самое время с Ромодановскими породниться, они бы по-родственному могли и слово за него шурину царскому, Борису Годунову, замолвить. Милость государева никому не помешает.
