скучала, так как мне нашлась хорошая подруга, русская девочка Оля Вернер, шести лет, приехавшая со своей матерью и тетей. Все звали ее не Олей, а Зайкой. Мать ее была полная, краснощекая, трудно было поверить, что она больна туберкулезом. Когда отец ей это сказал, она ему ответила: «Ничего-то вы не понимаете!» – и, как мы потом узнали, она умерла вскоре после возвращения в Россию. Зайка осталась круглой сиротой, и ее воспитала тетя. Мы с ней встретились лет через восемь и потом бывали друг у друга. Она окончила географический факультет Университета и работала на кафедре климатологии, где мы с ней вновь случайно встретились в начале 30-х годов и крупно поспорили из-за какой-то аудитории. Больше я ее не видала.
Но тогда, в Швейцарии, она была веселая, бойкая девочка, и мы с ней очень хорошо проводили время. Однажды мы с ней сильно провинились. В нашем отеле было много пансионеров – и больных, и здоровых, разных национальностей: немцев, французов, англичан. Был старик-англичанин, который не мог ходить, и его катали в кресле. Он, по-видимому, любил детей, всегда здоровался с нами, приветливо нам улыбался и иногда угощал нас конфеткой или шоколадом. Мы часто устраивались играть неподалеку от него и во время игры погладывали на него. Как-то утром после завтрака его повезли кататься, мы и раньше любили сопровождать его, побежали с ним, никому не сказав. Вернулись мы с этой прогулки только к обеду, никто не видел, что мы с ним ушли, родные наши переволновались, не могли понять, куда пропали девочки. Когда мы вернулись, нам здорово досталось.
Не знаю, насколько помогла моей матери Швейцария, во всяком случае, она стала чувствовать себя лучше. Когда пришло время возвращаться на родину, решено было, что отец один вернется в Петербург, а нас с матерью оставит погостить в Витебске, у гимназической ее подруги Е. И. Кузнецовой, по мужу Андреевой. В том году лето в Швейцарии было жаркое, но жара не была утомительной, так как почти каждую ночь шли дожди. Чтобы не повредить окрепшему здоровью матери резкой переменой климата, и решено было пожить нам в Витебске. Мне у Андреевых было очень весело: у них в то время было трое детей: Вера, которая была старше меня года на три, Павел, старше меня на год, и Глеб, мой ровесник. Позднее у них родилась еще одна девочка. Мальчики оба умерли, еще перед Первой мировой войной, а Вера Павловна жива до сих пор. Она окончила Высшие женские курсы по историко-филологическому факультету и много лет преподавала в Университете русский язык иностранцам и народам Севера, сейчас она на пенсии. О жизни в Витебске у меня осталось мало воспоминаний: помню, как мы гуляли по бульвару и собирали желтые и красные кленовые листья, которыми была усеяна дорожка. Помню еще, что у Андреевых была няня, которая рассказывала очень страшные сказки про разбойников. Как-то вечером Андреевы с матерью пошли к кому-то в гости, и я очень боялась, что без них на нас нападут разбойники.
Мы прожили в Витебске, должно быть, месяца полтора и вернулись домой. Я рада была вернуться к своим игрушкам и книжкам и к своим друзьям –
