стал трезвонить в малые колокола.
Как таковых колоколов не было.
Вместо большого колокола висела рельса, а вместо малых – два швеллера3 с привязанными к ним огромными гайками размером с кулак. Саперы выручили. За два лукошка яиц принесли и подвесили на колокольне. «Хоть какой, а всё же звон», – сказал тогда отец Алексий и послал Дарью купить в деревне самогона. Без самогона солдаты не хотели тащить рельсу на колокольню.
Еще в 1929 году в целях борьбы с колокольным звоном, якобы мешающим непрерывной рабочей неделе, власть приняла решение об изъятии колоколов во всех церквях. На самом деле стране не хватало чугуна, меди, бронзы – и колокола, по мнению властей, должны были эту проблему решить. Конфисковывали повсеместно, как и положено – с яростным энтузиазмом. Проблему не решили, а церкви умолкли. А тут война. Вот и решил отец Алексий воспользоваться ситуацией.
Людям Бог в подспорье, в веру, в надежду.
А как узнать, что служба началась? Как позвать народ на литургию? Вот и придумал батюшка поднять на колокольню рельс, а чтобы разнообразить звон, туда же затащили и два швеллера.
Иван помнил, как его посвящали в церковнослужители.
Последнее время отец всё время повторял: «Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою»4.
Начало войны подхлестнуло отца Алексия в решимости провести хиротесию5 над средним сыном. Старший, Фёдор, был рукоположен в дьяконы еще в прошлом году, а вот с Иваном батюшка всё тянул. Отец ожидал, когда сын возмужает умом и укрепится верою – слишком романтичным был у него характер. В голове одни индейцы и рыцари. А в церковном послушании как-то нерадив: то зевота на мальца нападет во время чтения Священного Писания; то в носу козюлю найдет и не знает, куда её деть; а то стоит в храме – и видно, что его здесь нет: бегает мысленно по гумну с пацанами, в футбол гоняет.
Через три недели после своего возвращения отец Алексий нашел у него под подушкой «Айвенго» Вальтера Скотта. Книга лежала без обложки и титульного листа, но батюшка узнал её. Года два назад дал почитать кому-то из детей в деревне, и вот Айвенго вернулся. Отец открыл, полистал, увидел размалёванного рыцаря, хмыкнул и спросил: «Не рановато еще читать про рыцарей?» – «Да нет», – как ни в чём не бывало ответил Иван и потупил взгляд. – «А конника зачем разрисовал?» – «Это не я, но чужой грех беру на себя. Только не ругай Мишку».
Какого Мишку и за что его ругать, батюшка не понял, но услышанное потрясло его до глубины души, и он чуть было не свистнул, пораженный откровением детской души. «Это ты здесь почерпнул?» – спросил тогда отец и, закрыв книгу, протянул Ивану. – «Не всё, но что-то и отсюда».
Ответ укрепил отца Алексия в решимости рукоположить среднего сына, чтобы он служил не как благословленный мирянин, а как церковнослужитель. Ввести его в клир как чтеца. Быть иподиаконом, который
Швеллер – металлическая балка, в сечении напоминающая букву «П».
Мф. 9:37–38; Лк. 10:2.
Хиротесия – возложение рук с молитвой для посвящения в чин низшего клира – в церковнослужители. Право хиротесии принадлежит епископам.
