и отвернулся.
– Ещё чего! Я серьезно. Его Кривой берет с собой в следующий рейс, Песок не брехло.
– Значит, он ходит?
– Конечно, ходит. А откуда, по-твоему, всё это? Батарейки, фонарики, и, знаешь, он рассказывал, что есть такая штука – коробочка плоская, как маленький телевизор, но там не сводки показывают, там можно кино смотреть, какое хочешь.
– Тю. Мне эти фильмы уже по горло. И так каждый день заставляют.
– Это ж другие фильмы, болван. Интересные. Кривой смотрел, чистый фанк – дерутся и ещё целуются.
– Что ж тут интересного? У нас в шестом поселке такое кино каждый вечер, выглядывай в окно и смотри, если не стошнит от тех поцелуев.
– Ты не понимаешь, Бонька. Это другое кино, запрещённое. Его до Последней войны снимали. А ещё на этой коробочке кнопки есть специальные, чтобы играть.
– Как это?
– А вот так. Нажимаешь кнопки и сам картинку двигаешь, – рыжий мальчик округлил глаза.
– Не понял. Ты всё-таки гонишь, Пашка. Как это кнопками можно играть?
– Я не видел. Но Песок сказал, что это… – рыжий Пашка понизил голос до шёпота, – это как искусственный разум.
– Че-его? Какой разум?
– Тс-с. Искусственный. Он с тобой может в шахматы играть.
– Ты чего? – Бонька испуганно оглянулся, – про шахматы нельзя говорить, они же в первом протоколе запрета.
– Ну и чё? Не болтай кому попало, делов-то. Кривой сказал, что игра чёткая.
– А кто делает такие коробочки? Их же всех на каторге загробят до могильников.
– Сфигали их делают? Ты, Бонька, тупака даёшь, – коробочки все старые. Ещё с того времени… До войны. Их налаживают, а сначала находят.
– Где?
– Где… Будто не знаешь где. В запретке.
– Вот сами и дураки. Там же радиация в запретке. Фонарик принесут, а сами через полгода того.
– Ну-у, не знаю. Кривой уже несколько лет ходит и вроде как живой. Зато у него квартира в городе, там электричество четыре часа в сутки, а телевизор заставляют смотреть только два часа. Всё потому, что бабки есть. А бабки откуда? А? А всё оттуда. С запретки.
Смуглый Бонька хотел возразить, но в класс вошёл учитель. Пашка не успел нырнуть под парту.
– Воронов, немедленно на место. Напоминаю – у тебя уже имеются два взыскания. Так вот, сегодня будет третье, если после уроков ты пропустишь колку дров, – учитель, мужчина в темном френче неопределённого возраста с отёчным и неуловимо женским лицом, говорил монотонным голосом глядя в потолок. – Осталось последнее нарушение, и ты, Воронов, идёшь на санобработку.
В классе раздался еле слышный вздох, дети испуганно попрятали глаза. Пашка выполз из-под парты и поплёлся в конец класса. Учитель медленно прошёл к своему столу и развернулся к классу. Дети сидели в полной тишине, опустив головы. Прошло минут пять, всё это время учитель переводил взгляд с одного ученика на другого. Тишина звенела грязными стёклами на окнах, чадили лампы, в классе было
