что мог ему дать Богдан, желая успеть почерпнуть, как можно больше.
Потому что Богдан был для него больше, чем наставник, даже больше, чем отец…
16 лет назад
Твердомир Минской
Тверд Богдана называл отцом лишь наедине и то, когда вели беседы, а не оттачивали воинское мастерство, но однажды Радомир услышал это обращение и так рассердился, что назначил младшему княжичу десять ударов палкой. Чтобы выбить дурь и напомнить, кого он должен величать отцом. А Неруса назначил тем, кто будет наносить удары, чтобы не забывался и помнил, кто в доме хозяин.
На площади собралась толпа. Шепталась, гудела, дивясь суровому наказанию. Народ жалел хрупкого княжича и не верил, что малец, возраста отрока, спокойно переживёт подобное.
Князь занял место на помосте, братья – рядом, с сочувствием поглядывая на младшего.
Тверд безлико подошёл к месту наказания. Скинул холщевую рубаху и протянул главному отцовскому телохранителю руки, чтобы тот связал их и прочно закрепил на балке. Лишь на миг они встретились взглядом.
Твердомир чуть дёрнул уголок рта – после «боевого» массажа, которым Богдан тренировал княжича – десять ударов палкой вызывали скупую ухмылку.
Но Радомир не был внимателен к сыну и его воспитанию. И потому сейчас перед его глазами стоял тощий отрок с дерзким взглядом, не признающий вины и не желающий смириться.
Князь кивком дал добро на начало порки.
Богдан на ни секунду не замялся.
Прилетел первый гулкий удар – Тверд молча вытерпел боль, чуть голову подняв, чтобы Радомир видел кривую усмешку на его лице.
Второй, третий… четвёртый – так и стоял младший княжич, пока толпа охами отсчитывала каждый удар. Пока не наступила оглушающая тишина после последнего.
– Ещё! – отдал короткий приказ князь, прицельно глядя на сына.
Толпа недовольно загалдела. Братья и без того отводили взгляды, а теперь с осуждением уставились на отца. Каждый зритель, ежели не жалел, то проникся уважением к гордому младшему княжичу и всё больше осуждал князя Минского. Но даже это не остановило отца.
– Я велел продолжить! – пророкотал Радомир, вперив злые глаза в Богдана.
Главный телохранитель поджал сильнее губы, да вскинул палку опять.
– Княжий дух, – шептали в толпе, пока на спину Тверда обрушивались безжалостные удары. – Княжья кровь. Радомир такой же был. Молодой, упрямый, гордый, дерзкий.
Твердомир молчал. Лишь с каждым ударом сжимал зубы, размышляя о вечном, как учил его наставник любимый, да глаз не сводил с кровного отца. Вели перекрёстную битву упрямыми взглядами, покуда Богдан продолжал наказание чинить. Нерус бил, не смягчая ударов, но с каждый очередным делился своей силой. Тверд чувствовал это всем телом – от затылка до самых пяток: приёмный отец передавал свою живу – укрывая, словно в кокон, теплом.
И когда счёт
