призванное утереть нос соперницам и привлечь внимание женихов. – Она говорила очень тихо, доверительно, будто передавала мне какой-то очень важный секрет. – Одежда – это язык, который все понимают, но мало у кого хватает способностей на нем говорить. Вы меня понимаете?
– Не совсем, если честно.
– Суть в том, что всего один лишний бант, или оборка, или даже немного другой оттенок ткани – и окружающие будут думать о вас уже совсем по-другому. Одна полоска кружева способна целиком изменить впечатление о вас. Каждая деталь, каждая пуговка важна, вот как! Так кем вы хотите быть?
Я задумалась. И вспомнила. Наверное, в моем лице что-то поменялось, потому что Доротея торопливо отступила от меня, глядя удивленно.
Я хочу быть свободной. Так что же я делаю в этой комнате, где даже эта милая женщина разговаривает со мной снисходительно, как с ребенком под неусыпным взором бабушки? Зачем выбираю платье на праздник, на котором не хочу присутствовать?
– Боюсь, у вас нет такого платья, – сказала я очень тихо. – Пожалуй, выберите для меня что-нибудь… как для девушки, которая очень хочет замуж.
– Сибрэйль участвует в Императорском отборе невест! – Бабушкин голос даже дрогнул от гордости. – Нам нужно нечто совершенно особенное!
Ее глаза горели. В этот миг она казалась счастливой и даже будто стала немного легче, стройнее. Маленькое кресло уже не скрипело под ней угрожающе, чай стыл, принесенные служанкой пряники так и лежали на блюдечке – она не обращала на угощение ни малейшего внимания.
– О! Так я, возможно, имею честь одевать будущую императрицу?! – Доротея всплеснула руками.
Я криво усмехнулась и отошла в сторонку, к маме. И дальше развернулась битва бегемота и змеи. Змеи – той самой подколодной, пригретой бегемотом на груди. Бабушке нравились громоздкие, неуклюжие, усыпанные рюшами, бантами, драгоценными камнями и вышивкой платья. Доротея ни разу ей не возразила. Она восхищалась бабушкиным вкусом, фигурой и знанием моды, но принесла два платья – одно черное кружевное, второе – алое шелковое, оба на первый взгляд весьма скромные, и в конце концов мы купили именно их. Я ушла из магазина, преисполненная восхищением и уважением к этой храброй человечке. Она отстояла мое право быть красивой на будущем приеме. Я бы, конечно, тоже сражалась, но так искусно я не умею, бой был бы кровавым.
Я уговорила маму погулять вместе по городу Бабушка, пребывая в благодушном настроении, согласилась нас отпустить и уехала домой в одиночестве. Я взяла маму за руку, как в детстве, и мы пошли мимо витрин к виднеющейся далеко впереди статуе крылатого воина. Мимо нас спешили прохожие, в основном человеческой расы. Я вертела головой им вслед, останавливалась у витрин, глазела на экипажи, мама смеялась:
– Сибрэ, ты как ребенок!
Ох, мама, хотелось бы мне быть ребенком, приехать в этот город на два-три года раньше, чтобы влюбиться в него, гулять по широким улицам, не страдая от колючки в
