и на равных пили местное сильно проглицериненное – чтоб не кисло по жаре – пиво.
А тут новая пара взялась создать танцевальную труппу! При правильной организации предприятие сулило немалые дивиденды. Например, гастроли по совзагранучреждениям и трудовым коллективам, коих на Кубе тогда было немало. Это какая-никакая, но свобода передвижения. Да и потом – сцена! Овации, цветы, шампанское! Поклонники, наконец!
Женское население забурлило. Вскоре, однако, стало понятно, что попасть в труппу непросто. Отбор проводился без кастинга и участия общественности. Иногда на вечеринке импозантный брюнет-хореограф шёпотом на ухо или в танце делал заманчивое предложение попробовать себя в кордебалете. Иногда и его жена, чернявая и бойкая, с вечной сигареткой, зайдя, например, за солью, могла спросить в лоб:
– А ты чё не танцуешь?
– Так, не зовут.
– Ну, приходи.
За пару месяцев набралась труппа. Взяли и несколько мужичков на подтанцовку. Начались изнурительные ежедневные репетиции. По вечерам, накормив мужей и уложив детей, танцорки и в жару, и в дождь мчались на крытую веранду на пригорке у школы, метко прозванную в народе «Лысой Горой». Зрелище при жидком свете свечей и карманных фонариков, под завывания кассетника сильно напоминало ведьминские пляски – прости, Господи!
Общественность напряглась. Брошенные мужья с плачущими детьми бродили ночами по деревне. То одна, то другая танцорка время от времени прилюдно падала в обморок. Вывихи, растяжения, синяки – это не в счёт. Поползли слухи о ночных пьянках.
Через три месяца сделали первый танец. После некоторых раздумий партком дал согласие на премьеру. Причина была веская – острая нехватка номеров художественной самодеятельности для праздничного концерта в День Революции.
Принаряженная публика с детьми расселась в бетонной чаше клуба. На первом ряду степенно расположились наши и кубинские руководители – большинство в светлых креольских рубахах навыпуск или военной американизированной форме. Произнесли положенные поздравления с праздником и за дружбу, начался самодеятельный концерт.
Девочка отыграла, спотыкаясь, на пианинке. Небритый дядя с женой душевно спели под гитару «Ой, да не вечер, да не ве-е-е-чер», введя кубинских товарищей в сильную грусть. Затем сеньора с цветком в смоляных волосах звонко объявила: «Карменсита!»
Под бессмертную мелодию Бизе с противоположных сторон на сцену выскочили в огненно-красных с чёрным платьях четыре гибкие Кармен и стали биться друг с другом не на жизнь, а на смерть – плотно сжатые губы на бледных лицах горели кровью, лишь изредка – после молниеносного выпада или взмаха веера – сцену озаряла победоносная улыбка. От такого зрелища зал притих. Перестали орать даже дети… Кураж и темперамент артисток были столь высоки, что зрители потом утверждали, будто по телу бегали мурашки – при здешней-то жаре!
Таких аплодисментов эти стены не помнили с визита
