имя Твое… Никогда не задумывалась. Кажется, так просто – имя. А попробуй, назови его.
В ответ взгляд недоуменный.
– Да. Когда этот вопрос себе задаёшь, оказывается, что не всё так просто. Взяла я себе даже Гугл в помощь. Читала, перебирала множество, и всё не то. Это же не может быть то, что практически не выговариваемое. Стала я тогда задавать уточняющие вопросы. Ведь оно должно быть каждому понятно и близко. Ответ, как водится, был на виду. Сущность Бога – Любовь. Тут уж я не открыла истины, к этому пришли практически все великие мыслители. Вот оно, имя – Любовь. Любовь – это то, о чём мечтает и к чему стремится каждый. И фраза «Да святится имя Твое» приобретает смысл.
– О! – тянет разочарованно, – ваше любимое, девочкино. Вы вообще о чём-нибудь другом думать умеете? – немного нервно смеётся.
– Можно и посмеяться, конечно. Вопрос в том, что у тебя самого за словом этим стоит. Ни во что иное не было искусственно привнесено столько лжи, как в понимание любви.
– Именно в любви – самое глубокое стремление к истине, в любви слышен голос самого бытия, – подхватил он, – из великих кто-то, – тут же засмущавшись, закончил.
– А только что насмехался. Почему-то я думаю, ты смеёшься, потому что боишься. Для тебя любовь – это слабость и посягательство на твою свободу… Если бы все люди понимали сущность Любви, мы жили бы совсем в другом мире.
– А сама ты сформулировать можешь? Что такое любовь? У тебя есть ответ на этот вопрос?
– Я очень надеюсь, ты ответишь на него сам, когда до конца мы с тобой доберёмся. Если вот это – мы вдвоем против целого мира, то это не любовь. Обесценили слово это, что только не называют им – похоть, привязанность, поиск собственной значимости, попытку сбежать от одиночества, манипуляцию с целью устроить себе комфортное существование. Да что говорить, мы настолько обеднили свою речь, что со всей страстью говорим «люблю» и о сосисочке, и о чем поизысканней… Не суть. Все о потребительстве, а уж никак не о любви.
– Что поделаешь, нынешняя действительность такова. Большинство из нас вещи ценят гораздо больше, чем людей.
– «Дорогой разочарований», – пропела она не очень умело, – однако, лично я убеждена – и разочарованные, и прожжённые циники – все мечтают о ней. Кстати, именно в этом прочтении имени мне становится понятно и уместно – «не помяни имя Господа всуе». Меня всегда дико раздражало, когда я, в сердцах крича «О, Господи!», получала от умников эту затычку. Это кто же, скажите, уполномочен определять, когда мне можно, а когда нельзя взывать к нему?
– Но и заменять им непарламентские выражения, когда молоток на ногу уронил, тоже не уместно. Не находишь?
– Нет, не нахожу. Напротив. Даже в подобной ситуации, когда я кричу «О, Господи!» – я выражаю отчаянное недовольство своей неловкостью, обращаюсь к своему истинному Я, ведь Он часть меня, то есть я беру всю ответственность на себя. А это гораздо более взрослая позиция, чем сваливать
