еменный, там много функций всяких. Ну, я тут же стала разные программы пробовать. Установила «Мессенджер», как у Маринки, и давай ей писать:
«Что делаешь?»
«Уроки. А ты?»
«А мне лень».
«Лень-пельмень!»
Так мы весь вечер и переписывались, и я совсем забыла, что нам задали кхмерскую сказку к завтрашней литературе пересказать. А когда вспомнила, уже надо было спать ложиться.
«Ладно, – подумала я, – завтра за завтраком прочитаю».
Но назавтра я проспала. Еле-еле успела к первому уроку.
«Ладно, – думаю, – на большой перемене время будет».
Но на большой перемене такое было! Глеб, оказывается, пришёл в школу со своими жуками в баночке. Они у него там под марлей сидели. Сначала он всё носился с ними, а потом на подоконник поставил и стал что-то Мишке Сёмкину объяснять. Руками размахивал, ну и столкнул банку на пол случайно. Марля в сторону отъехала, и жуки стали из банки вылезать. Мы, конечно, сразу кинулись их ловить и обратно в банку запихивать. Но когда Глеб их пересчитал, оказалось, что один всё-таки сбежал куда-то. Мы его везде искали – так и не нашли. Глеб закручинился, а Маринка его успокаивала:
– Ничего, зато теперь твой жук в школе образованным станет. Полетает по школе – все предметы выучит.
– Мои жуки не летают, – пробурчал на это Глеб.
В общем, про кхмерскую сказку из-за этих жуков я опять забыла. Хорошо хоть в начале урока Марина Владимировна Глебу разборку устроила, мол, зачем он жуков в школу притащил. Пока они разбирались, я успела почти всю сказку прочитать. А она интересная оказалась, я так зачиталась, что даже не сразу услышала, когда Марина Владимировна сказала:
– Оля нам сейчас сказку перескажет.
– Марина Владимировна, но я ведь на прошлом уроке отвечала, – попыталась выкрутиться я.
– А мы хотим воспользоваться случаем и послушать тебя ещё раз – правда, ребята?
Конечно, они воспользуются случаем: не их же вызывают!
И вот я у доски. Сзади кто-то уронил на пол учебник – хлобысть! И мне сейчас такой же «хлобысть» будет. Делать нечего, буду рассказывать медленно-медленно. Может, им надоест слушать и меня отпустят?
– Оля, ты что, в памятник превратилась? Рассказывай!
– «Откуда появились летучие рыбы», кхмерская сказка, – объявила я торжественно и, чтобы потянуть время, добавила: – Кхмерский народ очень древний. И сказки у них древние, тягучие. Тянутся, тянутся…
– Ты-то хоть не тяни, Ольга, давай сразу к сказке!
– Жили-были, – начала я, – два брата. У одного жена была работящая, а у другого – ленивая. Ну, вы ведь знаете, как это бывает, – вопросила я у класса, – один, например, весь день уроки делает, а другой играет.
– Знаем-знаем, – перебила Марина Владимировна, – ближе к делу!
– Ну вот. Та, что работящая была, однажды говорит мужу: «Что это мы всё работаем, а живём бедно? Давай возьмём кокосовые миски и пойдём из моря воду вычерпывать. Как всю вычерпаем, на дне морском насобираем себе жемчуга». Так они и сделали. Пойдут, одну миску зачерпнут – выльют. Пойдут, вторую миску зачерпнут – выльют. Пойдут, третью миску зачерпнут – выльют. Пойдут…
Но на пятой миске меня Марина Владимировна опять перебила:
– Давай, Смирнова, короче!
– Тут к ним краб на берег выполз. Увидел, что они делают, и испугался. Поплыл к морскому царю – Дракону докладывать, что скоро в море совсем воды не останется. Дракон пришёл в ужас и повелел всем морским жителям взять по жемчужине и отнести мужу с женой, только бы их в покое оставили. Так и разбогател работящий брат.
Я остановилась и смотрю на Марину Владимировну. Думаю: сейчас она мне скажет: «Молодец. Пять. Садись». И кого-нибудь ещё вызовет дальше рассказывать. А она вдруг говорит:
– И что же дальше было?
Ну, настал мне конец. Я ведь конец сказки прочитать не успела.
– А ленивая жена второго брата, глядя на богатство родственников, тоже захотела разбогатеть. Взяли они с мужем тыквенные миски и тоже к морю пошли. Зачерпнула ленивица одну миску – вылила. Зачерпнула вторую – вылила. А дальше ей лень стало, она и говорит: «Что-то я устала. Отдохнуть надо».
Я замолчала.
– И что дальше? – снова спросила Марина Владимировна.
– Я устала. Передохнуть надо, – медленно повторила я, потому что больше мне сказать было нечего.
– Это мы уже
