часа назад он был молод и полон сил, и вот теперь умирал – медленно и страшно.
Его пересохшие губы что-то шептали, но за толстым стеклом гермошлема не было слышно ни звука.
Мониторы внутренней связи серебрились беспорядочным мерцанием точек… Многочисленные консоли управления утратили многоцветье индикационных сигналов, экраны потускнели, подсветка панелей и датчиков погасла. Кибернетическая система орудийного комплекса умирала вместе с человеком.
Прошло всего несколько минут после того, как аварийный информ выдал последнее сообщение. Сгоряча Андрей не обратил внимания на суммарную мощность взрыва, да и в любом случае она показалась бы ему нереальной – не было в составе обоих флотов оружия, способного генерировать такую мощность, что зафиксировали датчики, пока он вдруг не почувствовал, как тупая боль принялась выламывать его суставы.
Нет ничего хуже осознания неизбежности. В панике взгляд Андрея заметался по приборным панелям.
Проникающее излучение… Угроза для жизни…
К горлу подступила тошнота. Суставы уже не болели – они пылали, как и все тело…
Андрей понял – приборы не врут и его отсек летит среди бушующего ада тяжелых частиц… и они каждую секунду неслышно пронзают плоть, разрушая клетки…
Ужас сжал его горло ледяными, корявыми пальцами. Андрей вскочил, распахивая створки встроенных шкафов. В глубине одного ровно поблескивал ряд боевых скафандров высшей защиты. Он протянул руку, но в этот момент острая боль пронзила грудную клетку, и он повалился на пол, содрогаясь от внезапного приступа удушья.
И опять острые уколы инъектора вернули его в реальность.
Он никогда не был трусом. И по-настоящему страшно ему стало только сейчас. Страшно и отвратительно умирать…
Он собрал остатки сил и, приподнявшись, потянул на себя серые защитные оболочки. Гора скафандров накрыла его с головой, ослабляя беспощадный поток ускоренных частиц, и он инстинктивно вполз в самую середину бесформенной груды…
Через несколько минут надежда сменилась отчаянием.
Андрей уже не мог шевелиться – он превратился в беспомощную куклу, в стороннего наблюдателя собственной смерти. Небытие накатывалось на него удушливыми черными провалами, чередующимися с минутами просветления, но и они были полны горячечного бреда. Говорят, перед смертью человек вспоминает жизнь… ничего подобного. Он все еще мучительно переживал свой последний бой…
Боль… Как больно… Его суставы выкручивало, тело жег огонь. Он хрипел, чувствуя на губах отвратительную, тошнотворную пену и… укол. Сознание в очередной раз взорвалось фейерверком радужных пятен и постепенно погасло, словно он упал в нежные объятия блаженной пустоты…
Он был… И в то же время не был…
Растерзанное сознание творит странные вещи.
…Огонь. Едкий запах горелой изоляции. Далекие взрывы и дрожь корпуса гигантского космического корабля…
…Черное ничто гиперсферы.
