и я по его поручению привез трех лучших врачей каких нашел в справочнике «Весь Петербург».
Состоялся консилиум, и двое из трех поставили единодушный диагноз: Михаил Еремеевич может умереть в любой момент.
– Что вы несете?! – всхлипнула Мария.
Голос её дрожал и срывался. Мир все еще плыл в зрачках, как будто этот человек со всего маху обрушил ей на голову удар дубины.
Лицо Корфа было скорбным, но в глазах она заметила что-то похожее на спокойное удовлетворение.
В горле застрял комок, и не было сил его проглотить. В одном Корф был прав: батюшка болен, он тает на глазах. Но – умирает! Её отец не может умереть!
– Лжете!!! Оставьте меня – я сейчас же иду домой и…
– И что дальше? – с затаенным презрением прозвучало с его стороны. – Спросите у Михаила Еремеевича правда ли что он умирает? Он будет рад такому почтительному обращению! А заодно уж сообщите что намерены отвергнуть его последнюю волю – чтобы он покидая этот мир зная что его имущество в руках юной девчонки пойдет по ветру, и дочь его впадет в нищету. Радость его станет просто невообразимой! Доктор Верховцев – вы наверное слышали про это восходящее светило медицины? (Мария не слышала но какое это имеет значение теперь?) Так вот – доктор Верховцев сказал, что вашему отцу осталось самое большее год-полтора, и что малейшее волнение, любое потрясение может убить его. Вы ведь не захотите взять на себя такой грех, Мария Михаловна? Вот почему, моя дорогая, – ставший внезапно ледяным и непреклонным тон заставил её замереть, – вы будете вести себя, как послушная дщерь. Сообщите ему в ближайшие дни о нашей помолвке – уверяю, он будет рад…
…Все это было похоже на страшный сон! Нет – это и было кошмарным сном наяву!
…Последние два года здоровье батюшки сильно ухудшилось, его все чаще беспокоили усиливающиеся боли в животе. Иногда домашние напоминали Баранцову – старшему что невредно бы обратиться к эскулапам, но всякий раз он решительно отнекивался.
– Эх, да оставьте! – восклицал он. Что они понимают – все эти шарлатаны и надувалы? Что могут они мне сказать чего я не знаю сам? Что за свою жизнь я выпил слишком много водки? Или что в юности работал как вол, мерз в чертовой тайге, и питался всякой дрянью? Или что не надо съедать по две отбивных за обедом, а надо уморить себя голодом – еще платя кучу денег какому-нибудь ученому дураку в пенсне, чтобы он составил эту… как её – диэту из вареной морковки и шпината?? Я им что – кролик? Или осел?
И вот теперь выходит что напрасно он не прислушался к их советам?
Маша попыталась справиться с чувством безотчетного страха. Как будто со стороны она услышала свой бесцветный, словно чужой голос:
– Я поняла… Вы заставили батюшку согласиться… Вы запугали его моей судьбой после его преждевременной смерти! Может и тех докторов вы подкупили! И этого вашего Верховцева! – голос ее сорвался на крик.
– Ну и ну! – саркастически рассмеялся Корф. И кто-то тут говорил о сумасшествии? Я подкупил врачей!
