лезть на стену. Я с трудом заставил себя признаться, что за моими постоянными нападками на Санну скрывался страх пустоты, бесцельности собственного существования. Что у меня было? Друзья, с которыми я не общался уже много месяцев? Учеба в институте эмоций, где я то и дело яростно хлопал дверьми и тем вызывал пересуды? Или учеба по специальности, которую я выбрал вовсе не из любви к чертежам и расчетам, а в надежде, что она сулит мне интересные поездки? Путешествия, которые утратили смысл из-за того, что их не с кем было разделить? Общение с отцом, наполненное застарелыми претензиями и обидами?
Кто бы еще год назад сказал мне, что я буду терзаться подобными мыслями, я бы первый посмеялся! Двадцать лет – не тот возраст, чтобы разочароваться в жизни, полной заманчивых перспектив. Но, тем не менее, избавиться от навязчивых мыслей о тщетности жизни оказалось не так просто.
Напрасно я вспоминал чужие истории о болезнях, потере близких или битве за выживание. Они не утешали и не спасали от разочарования. Даже работа с Халле по проекту, которая помогла мне определить, что кроется за моим настойчивым желанием досадить отцу и Санне, закончилась, и я словно вернулся в исходную точку. Привыкнув к тому, что с самого утра мысли о собственной никчемности наваливаются на меня тяжелым грузом, я не сразу сообразил, что мое второе утро в Юблече стало иным. И дело оказалось вовсе не в Пуне, которая упорно старалась выцарапать из-под одеяла мои голые пятки. И не в том ворохе информации, что свалил на меня Левандовский. И даже не в чудесном перемещении под арками. Дело было в мыслях о Висе.
Я встретил девушку, которая смогла за один день вернуть мне веру в то, что жизнь имеет свои прелести. Встретил – и тут же испортил все, что мог. Я так и не понял, почему она так сильно обиделась на пустячную, казалось бы, реплику, но допускал, что за чужими словами мы часто видим свои потаенные смыслы. И теперь у меня появилась четкая цель: исправить свою ошибку. Охота за неведомым эмоциональным монстром пока еще казалась далекой и смутной, а вот увидеться и поговорить с Висой я мог уже сейчас. И не собирался это откладывать.
Следовало бы спросить у кого-нибудь дорогу, но я упрямо продвигался от здания к зданию, выглядывая знакомую вывеску. Улицу же я нашел сам, найду и магазин. Меня охватило странное, но стойкое ощущение, что если я разыщу магазин самостоятельно, то с Висой мне повезет. Глупо, конечно! И ровно в тот момент, когда я, замерзший и уставший, готов был сдаться и обратиться к владельцу ближайшей лавочки, я, наконец, увидел знакомую витрину.
Дверь оказалась заперта, хотя было только четыре часа. Может, все дело в ветре, который уже уверенно задувал с моря? Говорил же Стефан, что жизнь здесь затихает, когда ветер набирает силу? Над городом сгущались тучи, и создавалось ощущение, что сейчас уже глубокий вечер. Сквозь витрину я разглядел лишь тускло перемигивающуюся гирлянду, развешенную вдоль стеллажей с товаром. Отступил на шаг
