было опрокинуто с берега в воду. Всякая вражда, любая боль или ожесточенное воспоминание – все тонуло сейчас в великолепии и торжестве лесных далей. Друзья переглянулись между собой, и обычная легкая улыбка коснулась губ Лэйса. Натаниэль забыл уже про Сколкза. Он только вступал в этот мир и в свою взрослую жизнь, и для него все было просто. Господь был рядом, Господь сотворил этот мир, и жизнь была великолепна и не стоила вражды и ненависти. Жизнь – казалось, она вся была заключена в томике торжествующих и вдохновенных псалмов Давида царя, и изо дня в день сердце торжествовало и праздновало сокровенную радость ранних летних рассветов, снова и снова встающих ведь от востока:
«Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущии на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть. Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою, и не клятся лестию искреннему своему. Сей приимет благословение от Господа, и милостыню от Бога, Спаса своего. Сей род ищущих Господа, ищущих лице Бога Иаковля. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь крепок и силен, Господь силен в брани. Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть сей Царь славы? Господь сил, Той есть Царь славы.» (Пс.23)
Жизнь – она ведь была такая простая и понятная, жизнь – это снова и снова щемящая печаль алых вечерних зорь разливалась по земле и захватывала душу, и почему-то было чего-то жаль, но завтра должен был наступить новый день, и где-то в самом сердце вдруг понимались и произносились оставленные царем и пророком Давидом на все времена и до скончания века всё одни и те же слова: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…» (Пс.50:1)
IV
Мэдилин ничего не сказала, когда Натаниэль пришел в этот вечер домой. Ее сын был уже большой мальчик и она знала это.
– Возьми другую рубашку, Натти, – всего лишь и заметила Мэдди.
И продолжила свое занятие шитьем, от которого на мгновение подняла голову, когда он вошел.
Все было как обычно, был самый обычный летний вечер, и лишь тайная печаль, казалось, наполнила тишину в гостиной. Никто и никогда ведь не знает, что там на душе у другого человека в такие минуты… И лишь отдельные случайные моменты приоткрывают иногда завесу этой тайны. Просто эта тишина, исполненная невысказанной печалью. Или просто блеснувшие тоскливым чувством из под полуопущенных ресниц эти глаза… Но снова и снова сомкнуты губы, и снова и снова молчанием покрывается и принимается всё. Вот такая была Мэдилин Элеанор Лэйс.
Натаниэль между тем вернулся в комнату в другой рубашке и уже ничего не напоминало Мэдилин того, как он вошел. Он был спокоен и непринужден, всё как всегда, и она решила, что волноваться уже было не из-за чего.
– Ты снова был весь день где-то в своих лесах и прериях, и снова ничего не читал. И конечно же, даже и не вспоминал о том, чтобы взять в руки книгу, когда придешь
