молодому человеку-родственнику.
А ещё мой подопечный академик оказался очень вежливым товарищем. Представляете, он даже со мной иногда разговаривал на «вы». Конечно, я понимаю, что это для юмора, для поднятия настроения, но тем не менее всё равно было очень приятно. Я, когда в первый раз услышал, опешил. Сами представьте: лежу в спальне на коврике, поджидаю старика. Вдруг входит Василий Михайлович и говорит:
– Господин Трисон, позвольте пригласить вас на завтрак.
Я чуть дара лая не лишился. Ничего себе, думаю, дожил: господином стали называть. Братом называли, сыном называли, другом так вообще все называют, но чтобы вот так – господином… Это уже как-то слишком. Какой же я господин? Даже неловко как-то такое слышать о себе. Но неловкость продолжалась недолго. Жена академика быстро поправила:
– Ну чего развалился, боров? Иди уже ешь, а то до вечера будешь у меня голодным ходить.
Вот тебе и «Господин из Сан-Франциско» – размечтался. Один на «вы» обращается, другая боровом обозвала и чуть пинка не дала. Эх, люди-люди, до чего же вы непредсказуемые! Но всё равно даже строгая Тамара Исаевна никогда меня не обижала. Только немного побурчит-побурчит, обзовёт каким-нибудь непонятным словцом, а потом посадит возле себя и гладит меня за ухом.
Пожив здесь немного, я понял, что Тамара Исаевна в прошлом работала учительницей, но давно забросила это занятие – вышла на пенсию. Теперь она управлялась по домашнему хозяйству и тайком от всех писала стихи. Вот почему хорошо быть собакой: никто не знал, что женщина сочиняет целые поэмы, а я каждый вечер их слушал! Ну, ясное дело, не для меня нарочно она их читала. Хотя как сказать… может, и нарочно. Да. Уложит спать супруга и машет мне, мол, пошли в кабинет.
– Ложись рядышком, – говорит. – Пусть Василий Михайлович отдыхает, а мы тут поработаем.
Достаёт свои листы и начинает читать нараспев. Через миг она уже забывает, что я нахожусь рядом. Читает, читает, читает… Так это мелодично всегда звучало, что я, каюсь, где-то на двадцатой – тридцатой строчке всегда засыпал. Но меня удивляло другое – почему она никогда не читала свои произведения ни мужу, ни детям, частенько приезжавшим к нам в гости, ни другим родственникам, ни подругам. Выходит, я действительно был у неё единственным слушателем, точнее, «полуслушателем», до конца ведь никогда не дослушивал. Сейчас даже жалею об этом. Да и вспоминать как-то неудобно – всё-таки я иногда бываю совершенно бестактной собакой. Нужно над собой работать.
Семья у академика была отличной. Как я уже сказал, у них с супругой есть взрослые дети. Однажды они привезли родителям превосходный подарок и радостно с порога объявили:
– Мама, папа, дорогие вы наши, мы купили вам путёвку, круиз по океану. Побываете в двенадцати странах. Лайнер заходит на разные острова и…
– Корабль хоть не «Титаник» называется? – перебив, мрачно пошутил Василий Михайлович.
– Нет,
