основном составляли люди, не нашедшие себя «на гражданке». У них был только один выход: устроиться туда, где нужны хорошие кулаки и крепкие челюсти. Жутко что было.
Еще когда я работал помощником начальника по комсомолу мест заключения Московской области, хорошо помню свою первую командировку в Серпухов (тогда все основные тюрьмы располагались по Владимирскому тракту). Добрался туда уже под вечер, электричкой, начальник тюрьмы – полковник, бывший фронтовик встретил меня неласково и говорит: «Ладно, уже поздно, я пойду домой, а завтра встретимся и поговорим». «Хорошо, – отвечаю, – а я пока что познакомлюсь с комсомольской организацией» (по нашим данным тюремная организация ВЛКСМ плохо платила комсомольские взносы). Встретился, разобрался – вид у этих надзирателей жалкий, одежонка неважная. Ну, что тут скажешь, честное слово… Наступила ночь. А где спать? Ведь никто тебе гостиницу не закажет. В кабинете начальника стоял кожаный диван, там я и расположился. Дали мне подушку, укрылся шинелью, заснул.
Тут еще вот какое дело: в тюрьме была, конечно, своя контрольно-надзирательная служба, но прибывший из Москвы, из политотдела, офицер для них был в эту минуту старшим начальником. Случись что, решение принимать именно мне.
И вот ночью я просыпаюсь от страшного шума. Что такое? Вбегает насмерть перепуганный дежурный помощник начальника следственного изолятора (ДПНСИ) и докладывает: «В одной из камер бузят заключенные, надо срочно что-то делать». А я – первый раз в тюрьме, зэков сроду в глаза не видел – и вот мы идем по этим коридорам, мат стоит такой, что невозможно передать; причем, кто хлеще матерился – надзиратели или зэки, это еще спросить надо.
Оказывается, кто-то зэков обидел. Чего-то им не дали, вот они и «восстали». Ну, успокоили их как-то, я лег спать, хотя заснуть не удалось.
Утром пришел начальник тюрьмы, ему доложили все как есть… «Ладно, – говорит он, – разберемся».
Остаемся мы вдвоем. «Ну как, страшно было?» – спрашивает. «Конечно, – говорю, – тюрьмы бузит!» – «Да это не тюрьма, это же мы тебя проверяли!» Я так и сел… «Ну и шуточки, – говорю, – у вас тут…» А он смеется, хотя я понимаю этого старого фронтовика: он войну прошел, а я для него мальчишка, молокосос…
Не знаю, конечно, точно, но мне кажется, что зэков тогда у нас было больше, чем сейчас. Вот так, изо дня в день, я проработал три года, занимаясь вопросами пропаганды и агитации, идейного воспитания, как личного состава, так и заключенных.
Ну, а когда женился, кто-то, видимо, сказал Леониду Ильичу, что негоже получается: зять Генерального секретаря ЦК КПСС – и тюремщик. Тогда меня перевели заместителем начальника Политуправления внутренних войск МВД СССР, присвоив звание полковника. И хотя сейчас пишут, что сразу после женитьбы передо мной открылась головокружительная карьера, никто не обращает внимания на тот факт, что и в политотделе мест лишения свободы я занимал полковничью должность. Кстати, если уж говорить о перспективах, то на моей прежней работе их было гораздо
