и поднял седую голову.
– Здравствуй, дорогой. Хе-хе, – улыбнулся он. – Заходи, пожалуйста. Чайку хочешь?
– Спасибо. А где все? – спросил юноша.
– А кто его знает? – погрустнел старик. – Разбежались…
Юноша осторожно присел. Чашки на столе сверкали малахитовой плесенью.
– Понимаешь, нет? – встрепенулся старик. – Каждый думает, что без него студия погибнет, и поэтому начинает вести себя соответствующим образом. Но это не так! Это глупость, произошедшая от недомыслия! – Он полез в пиджак, вытащил из кармана пачку сигарет и, достав оттуда одну, бросил пачку на стол. – Им всем кажется, что они теряли здесь время, что все это нужно одному только мне! А ведь это я научил их всему, что они теперь знают и умеют: правильно ходить, говорить, думать и чувствовать! – Он закурил, резко поднялся и нервно прошелся по залу. – Но они хотят только брать, хапать, а актер должен в первую очередь уметь отдавать, дарить людям то, что он накопил в своей душе, и если он этого не умеет или не хочет, то рано или поздно он бросает сцену!
Старик налил себе чаю и отхлебнул.
– Да что говорить. Твари. Самые хорошие вещи из гардероба утащили, – он успокоился и сел за стол. – Ну, да ладно. Дурачье. Обидно. Дело-то интересное.
Юноше стало жаль студию, жаль тот вечер с танцами, вином и поцелуями. Он взял в руки гитару и, перебирая аккорды, решил, что пришел зря.
– Послушай, – оживился старик, и глаза его потеплели. – Так ты на гитаре играешь?
– Чуть-чуть играю.
– Вот хорошо-то! А я тут, знаешь, хе-хе, стихи пишу. Может, их как-нибудь на музыку положить?
– Давайте попробуем, – пожал плечами юноша.
Старик раскрыл пухлую обшарпанную папку, достал исписанные листы, нервно кашлянул и протянул один листок юноше.
– На вот тебе экземпляр.
Юноша взял несколько аккордов на гитаре.
– По-моему, хорошо, – заключил он. – И мелодия есть. Представьте нищего с шарманкой.
Он заиграл, поглядывая в бумажку и напевая слова.
– Класс! – восторженно зарычал старик. – Просто класс! У меня стихов много! Создадим ансамбль! Пойдем на телевидение! Прославимся!..
Выбрали день и пошли.
Случилось это в феврале, когда снег на Гоголевском бульваре лежал высокими темными сугробами.
В телецентре было многолюдно. Толчею усугубляла невероятная теснота помещения, в котором волновались, ожидая своей очереди, все желающие сниматься. Здесь были дети и взрослые, таинственные личности, целители и колдуны, бизнесмены и политики, собаки и кошки со своими хозяевами, бродячие поэты, певцы, танцоры, музыканты и бог еще ведает кто, словом, такое пестрое общество, какое может встретиться только в цирке, и более нигде.
– У вас что? – спросил их шустрый блондин, вынырнув неизвестно откуда.
– Здравствуйте, – широко улыбнулся старик.
– Ну здравствуйте, – равнодушно ответил блондин и скрылся за дверью.
Его
