пирожных?
Почему-то Анне на миг стало обидно, что смерть дорогого для нее человека совсем не тронула дочь. Но тотчас она отругала себя за необъективность мыслей, так как Маша мало общалась со своей прабабушкой, которая жила довольно далеко от них.
– Чего ты ждешь? Действуй, – улыбнулась она дочери. Ей не нужны были слова, ибо и без них она прекрасно понимала, о чем думает ее уже взрослая девочка. – Поспеши, я тебя, если что, прикрою.
Маша, насколько ей позволяло положение, рванула в кухню. Анна не спеша пошла следом и, усевшись у стола, так и не выпустив телеграмму из руки, наблюдала, как дочь торопливо жует обожаемые сладости.
– Ты поедешь на похороны? – спросила она невнятно из-за набитого едой рта.
– Ты плохо ее помнишь, да? – решила продолжить разговор Анна. – Я думала, ты не забыла, как мы более шести лет жили вместе с ней в ее доме, а когда ты достигла предшкольного возраста, переехали в пригород Москвы, купив эту квартиру. На ее деньги, кстати. Это я виновата, что, погрязнув в трясине будней и борясь за выживание, перестала ездить туда, где меня любили, где мне протянули руку помощи, когда я осталась совсем одна, молодая и неопытная, с тобой, новорожденной крохой, на руках. А уехав оттуда, ездила в гости к бабушке очень редко, а тебя и вовсе с собой не брала, оправдывая себя тем, то дорога к ней долгая и трудная для ребенка. Когда же ты стала взрослой, тоже не настаивала на том, чтобы ты, хоть изредка, проведывала ее, считая, что у тебя уже другие интересы. Так что неблагодарность – мой грех.
– Не кори себя. Если честно, я что-то об этом времени смутно припоминаю. Она старенькая была, да?
– Ну, я бы не сказала. В твоем абсолютно юном возрасте оно, возможно, так и казалось… Хотя бабушке тогда было пятьдесят с небольшим хвостиком. Она даже еще и на пенсию не вышла. Это сейчас, спустя двадцать четыре года, ей уже семьдесят шесть. Исполнилось не так давно. А в то время благодаря ей мы и выжили: я ведь сидела дома с тобой, а бабушка работала и еще репетиторством занималась. Она была прекрасным учителем математики. А всё лето вместо отпуска вкалывала на даче, чтобы у нас были свежие фрукты и овощи, а также много заготовок на зиму. Да и потом, когда оформила пенсию, продолжала работать – и всё ради нас. И свои сбережения нам отдала, чтобы мы не мыкались по чужим съемным квартирам.
– Но ведь ты, мама, постоянно общалась с ней по телефону, – пробормотала Маша, дожевывая еще и плитку шоколада, которая, непонятно когда, оказалась у нее в руке.
– Да разве это оправдывает меня? Ты же прекрасно понимаешь, что телефонный разговор не может заменить живого общения и внимания с моей стороны к человеку, который бескорыстно и от чистого сердца творил добро, которое мы не оценили. Впрочем, это в большей мере всё же касается меня.
Маша поспешила в ванную, чтобы почистить зубы и устранить запах съеденных
