Митино на тридцать втором километре Минского шоссе.
Кладбище, оградка, скамеечка. Вся мудрость Земли в этой скамеечке.
Мы сидим на ней за оградкой и смотрим на могилу отца. Она рядом, но там нет ни оградки, ни скамеечки – только холмик и крест. И всё. Всё, что осталось от моего отца, Владимира Константиновича Гладышева, несостоявшегося дипломата, забытого патриота, незадачливого мужа. Впрочем, нет. Осталось два сына, две женщины, которые любили его. Разве этого мало? Мало, если только этим и завершить жизнь.
Мирабель – так зовут его новую жену. Теперь уже вдову. Она молода, красива. Сравниваю её с мамой. В маме шарм, она живая – задорная, грустная, деловая – разная. Мирабель – иконопись. Застывшее лицо, печальные глаза. Худые запястья, худые лодыжки. Коленки, наверное, костлявые. Или я нагнетаю? Голос. Вот голос у неё ни с чем не сравним. Голос низкий, будто сорванный, прямо-таки сиплый (хотя, наверное, загнул – скажем, посаженый голос). Люди с таким тембром – свидетельствует мой жизненный опыт – не способны на подлость, не умеют врать, не в силах даже подшутить. Всё, на что хватает их – сказать правду и начать за неё страдать….
Мирабель рассказывала. Неврозы начались у отца сразу же после их официального бракосочетания. До той поры он ни на что не жаловался, и ничего за ним не замечалось – в смысле, необычного. А потом несчастья и болезни посыпались, как из рога изобилия. Он потерял мужскую силу. Начались недержания. Прогрессировало общее расстройство нервной системы – он стал боязлив, подозрителен, мании следовали одна за другой. Очень боялся бывшего тестя-генерала – только о нём все разговоры. С работой расстался. В последнее время еле-еле сводили концы с концами….
Он звонил, а я…. – с горечью подумал.
– Квартиру продали с молотка, за долги – не платили коммуналку, кредит и какую-то ссуду. Новый её владелец предложил переехать за город, охранять усадьбу. Поселил нас в маленьком садовом домике – времянке. Тесно было. Он же и предложил устроить Костика в интернат. Тут, неподалёку.
– Когда это было?
– В тот день и было. Мы уехали втроём, а вернулись без Костика. Вернулись, а Володи уже нет…. в живых. Мне кажется….
– Говорите.
– Он ревновал меня к хозяину.
– Устраивал сцены?
– Нет. Говорил, что хозяин пялится на меня, и мне лучше стать его содержанкой, чем умереть с голоду. Думала, он ворчит, потому что ревнует, а он готовился и искал оправдания.
– Не верится. Не похоже на отца.
– Он сильно страдал в последнее время. О вас вспоминал.
Чёрт! А я? Прости, отец, если можешь.
– Какие у него отношения с моим дедом?
– Не знаю.
– Они встречались? Генерал приезжал к вам?
– Кажется, нет.
– На прежней работе не было неприятностей – ничего не говорил?
– Нет.
– Каков диагноз?
– Отравление
