представление о правоте. Может быть, этот разговор насчет ябед и не сошел бы ей с рук, но буквально на следующем уроке Георгина честно призналась, что не сделала домашку по английскому, потому что готовилась к контрольной по химии. Катя не узнала, было ли это правдой, но верила, потому что химия была Георгине гораздо важнее, а учительница просто отметила что-то в журнале и вызвала другого ученика.
Георгина влюбилась вскоре после окончания школы. Им обеим было семнадцать, Катя готовилась к очередным соревнованиям и институт отложила, а Георгина, не набрав баллов в медицинский, решила не терять год и поступила на филфак. Там, на филфаке, она и влюбилась в преподавателя, и что самое неожиданное, он ответил ей взаимностью. Так, по крайней мере, говорила Георгина, и у Кати не было причин ей не верить. Она рассматривала фотографии уже немолодого – тридцать четыре года – доцента, сомневалась, что он разведется с женой и прикидывала, где молодые, случись что, будут жить. Бабушка каждый раз придирчиво осматривала Георгину и каждый раз удивленно поднимала брови: все ждала, когда та сообщит о своей беременности. Катя же знала, что до секса у влюбленных дело так и не дошло.
Роман с преподавателем рассосался сам собой, когда Георгина успешно окончила первый курс и сдала экзамены в медицинский. Учиться на врача оказалось гораздо сложнее, чем на филолога, и целый год Георгина не вспоминала о любви. Следующим летом она влюбилась снова, и вот тогда Катя, у которой перед глазами были примеры для сравнения – девочки по сборной, приметила странное: какое-то на удивление спокойное чувство. Остальные знакомые бесились, ревновали, рыдали, устраивали истерики и побеги, доводя тренеров до нервного срыва. Георгина любила мягко, без надрыва, но Катя это скорее одобряла, чем порицала: и не одна, и ничему не мешает. Нового избранника Катя тоже видела только на фотографии, и по рассказам он ей нравился куда меньше, чем филолог. Он дарил Георгине странные дешевые украшения из палаток, временами срывал цветы с городских клумб и вообще отличался крайней скупостью. Был ревнив, обрывал телефон по ночам, написал на асфальте признание в любви и тоже не настаивал на сексе. Бабушка, которая была не против подслушать разговоры со второй трубки, смирилась и признала свое поражение. Время шло, скупой рыцарь не вынес намеков на дорогое обручальное кольцо, Катя похихикала, Георгина как будто ничего не заметила.
С третьей любовью было сложнее. Еще в мае Георгина и Катя планировали лето, как всегда после экзаменов – музеи, парки, театры, соревнования, – а уже в августе Георгина сказала, что скоро выходит замуж. После этого разговора Катя слышала ее всего лишь один раз – в день свадьбы.
– Ну, этого стоило ожидать, – заметила бабушка, что именно она имела в виду, Катя не спросила. Она скучала, но впереди была учеба, новые соревнования, возможно – отбор в Олимпийский резерв, и тоска ушла вместе с новыми заботами. Спустя пару лет Катя уже и не вспоминала о школьной дружбе, а потом целиком ушла в спорт, вышла замуж, уехала за границу, выступала, тренировала, много ездила, пробовала на вкус абсолютно
