боевой организации эсеров, что временами казались выдумкой, имитацией большого стиля старших соседей. Ан нет же – уже в 41-м по отмашке из Москвы БКП перешла к тактике уличного террора против высшего генералитета (чем и объясняется непропорционально большое число смертных приговоров при провалах красного подполья). Революционное сектантство и стиль обоюдной предельной жесткости характеризовали классовую войну на Балканах. Поэт Никола Вапцаров, чьи строки предпосланы одиссее боевой дружины, сам был казнен по одному из процессов БКП. Черные кожанки, курсистские платьица, парадные мундиры с саблей и стоечкой становились прощальной униформой маленьких солдат, страшно далеких от народа и убивающих старших его именем.
В рекламных проспектах их жертвы огульно именовались «предателями болгарского народа» – сомнительная дефиниция, учитывая упорную стратегию лояльного нейтралитета, проводимую царем Борисом с молчаливого одобрения масс. Впрочем, именно требования более активных действий на Востоке приводили высших чинов армии и юстиции к законной пуле в бок. Таким образом, шестерка диких орудовала не только в пользу Москвы, но и в интересах простого болгарского новобранца: страшно подумать, какой люля-кебаб сделала бы из него оскорбленная в братских чувствах Красная Армия. Регулярные уличные расстрелы в целях национального невмешательства – это было новое слово в теории и практике терроризма. За одно это можно поставить ребятам свечку: малой кровью они хранили свой народ от большой.
И – до чего же красиво они это делали. Захват трамвая прямо на линии безумием и блеском восходил к жертвенности оасовского террора. Уходя от мотоциклетной погони, блондин в коже впрыгивал на ходу, добирался до рычагов и гнал на полную. Пассажиры из дверей горохом. А по нему с мотоциклов, а он из кабины да по газам – и падал навзничь под залпом из переулка. Куда там рабе любви.
Не вы, а мы звери, господа.
Бойтесь.
Лежащие ныне в могиле
Неплохими солдатами были.
Наша Британия
Английский миф столь устойчив, что легко поддается имитации.
У нас были свой Холмс, свой Флоризель, свой идеальный муж (конечно, Яковлев), своя Мэри Поппинс и своя женщина в белом. «Островов сокровищ» – аж три: с Абдуловым, Андреевым и Борисовым. Архипелаг.
Моэм. Киплинг. Джером. Пристли весь от «Он пришел» до «Опасного поворота». «Робинзон». «Фаворит». «Десять негритят».
«Уж я-то этих бестий знаю!» – мог ворчать русский, попыхивая трубочкой.
«Вы благородный человек и в душе тоже против Англии», – говорил барон герцогу. «Да, в душе против. Но я сижу и помалкиваю», – отвечал Броневой в роли немца. На немцев ему везло.
А вот нам везло на англичан.
Барклай был кто? Наш, кто. Наполеону вломил.
Ким Филби кто? Известно, русский разведчик.
Похабник Винни-Пух – давно наш медведь, и ничей более.
О
