ватке возле окошка спал девятилетний мальчик. Его светлые кудрявые волосы еще больше завились во время сна. Лицо мальчика было спокойно и безмятежно, пока, весело переливаясь за край окошка, на нем не поселились лучи солнца. Мальчик открыл глаза, откинул одеяло и, сладко потянувшись, подошел к окошку.
Доброе утро, солнышко, – сказал он. – Доброе утро, небо, доброе утро, Тенистый лес, – улыбаясь, проговорил он. Мальчик поглядел вниз на опушку и увидел своего брата, рубившего дрова.
Курт, работяга Курт, ты встаешь раньше солнца! – распахнув окно, прокричал мальчик. – Здравствуй, Курт!
Курт, опершись на большой дровокол, поглядел на чердак. Его лицо на секунду озарила легкая улыбка, сменившаяся строгим выражением лица серьезного двенадцатилетнего парня. Он был не по годам высок и жилист, с твердым, почти взрослым лицом и волевым подбородком.
Мирко, я же просил тебя быть тише! Сколько раз тебе повторять! Кричать на всю округу опасно! – сделав еще более сердитое лицо, сказал Курт.
Да мы в дремучем лесу, на целых двести верст вокруг нет ни одной живой души, не считая диких зверей и птиц, – пробурчал Мирко, смотря на брата открытыми голубыми глазами и нисколько не обижаясь.
Ты неисправим, Мирко, – печально, практически себе под нос проговорил Курт.
Мирко, спускайся вниз, умывайся и садись за стол, завтрак уже готов, – прозвучал звонкий девичий голос с первого этажа домика.
Эльза, милая Элиза, доброе утро, сестренка, – ныряя вглубь чердака, сказал Мирко.
Курт, тебя это тоже касается, пора завтракать, работяга ты наш, – позвала Эльза брата.
Хорошо, сестренка, иду, – и Курт откинул дровокол в сторону.
На маленькой кухоньке возле печки порхал третий обитатель этого дома – четырнадцатилетняя девушка с прямыми русыми волосами, ловко взятыми в косу, и открытым честным лицом. Лишь в глубине таких же, как и у братьев голубых глаз пряталась тоска, связанная с болью и страхом. Дети уселись за стол, на котором красовалась большая тарелка со свежевыпеченными блинами, крынка густой сметаны и кувшин парного молока.
Спасибо тебе, Господи, за пищу, что ты нам дал, за новое утро и за то, что мы все вместе, – на правах старшего из братьев сказал перед едой Курт.
Аминь, – произнесли Мирко и Эльза.
Мы же оставим обитателей домика на опушке за завтраком и перенесемся совсем в другое место.
Глава 2
Ветер, шурша по макушкам деревьев, улетал все дальше и дальше от домика на опушке леса. Он, балуясь то со стаей птиц, то с хвостиком перепуганного зайца, спрятавшегося под кустом черники, уходил, набирая силы, все ближе к стенам унылого города. Город стоял на вершине большого холма. Мрачные стены города венчали множественные сторожевые башни. В низине холма город окружал большой ров с водой, и если бы через него не был перекинут откидной мостик, то город был бы практически неприступной крепостью.
Ворота города-крепости были открыты. Ветер просквозил мимо двух неподвижных стражников, охранявших вход в город, и устремился по многочисленным извилистым улочкам, заигрывая то с одним, то с другим прохожим. Но что-то странное было в этом городе. Случайный одинокий путник, попав сюда, вначале бы и не понял, что тут не так. Дома как дома, люди как люди. Ветерок, поднимаясь все выше и выше к вершине холма, наткнулся в центре него на черный замок, величественно возвышавшийся над всеми улицами и переулками. Стены замка из черного гранита имели лишь один вход, охранявшийся отрядом стражей, и только одно окно, напоминающее глаз циклопа, расположенное у самого шпиля. Именно к этому окну и устремился ветерок. Набрав как можно больше сил, он залетел в мрачную комнату и устремился к огромному дубовому столу, сорвав с него ворох каких-то бумаг и чертежей.
Чтоб тебя! – раздался скрипучий голос древнего старика, восседающего на еловом троне. – Канцлер, немедленно закрой окно и подними бумаги! – властно произнес тот же голос.
Маленький лысый человек рысцой кинулся к окну и захлопнул его:
Слушаюсь, мой повелитель.
Поднимая бумаги, он кланялся как можно ниже, боясь встретиться со стариком взглядом.
Убери свои грязные руки от Великой книги! Я сказал поднять бумаги, а не лазить по моему столу! – на последнем слоге старик сверкнул черными, как смоль, глазами.
Прошу прощения, сир! – вымолвил Канцлер.
Вы нашли то, что мне нужно? – грозно прорычал старик. Было видно, что силы совсем уже покидают его дряхлое тело, но голос и глаза сверкали яростью и мощью.
Прошу прощения, но нет.
Мое терпение лопнуло!
Но, мой повелитель, это невозможно! В городе нет ни одного жителя
