на мелькавшие фонари и думал, что в воспоминаниях, которые Белдо ему великодушно предоставил, был тщательно выстрижен один кусочек. Небольшой, старательно затертый фрагмент относился к тому отрезку времени, когда Дионисий Тигранович, подхватив рухнувшую на него Чернаву, мельком заглянул в пролом стены.
Глава пятая
Место, где не растут сосны
Каждый человек застревает на чем-то одном, пустяковом для остальных, но не пустяковом для него самого. Другие же смотрят на него с недоумением. Им кажется, что он издевается, когда говорит, что не может встать в восемь утра, или перестать орать, или услышать с первого раза простую просьбу, или не ныть, или подобрать с пола и донести до корзины чужой фантик, или понять, что он не один в мире. Иногда целая жизнь уходит на то, чтобы усвоить какую-то простую истину, которая другому дана изначально. Зато этот другой застревает на чем-то своем, через что легко перешагивает тот первый, что орет и не встает по утрам.
Мокша и Митяй стоят под дощатым навесом. Дождь идет тяжело, ровно, монотонно. Он не хлещет, не накрапывает, не моросит – он работает. Близкую реку едва видно: она отрезана сплошной стеной. Воды ее кипят, и над ними поднимается светлый туман.
– Прям в реку бы нырнуть и от дождя спастись! – говорит Мокша и смеется. Ему действительно кажется, что в воде сейчас суше, чем под навесом.
– Эх! Мука подмокла! – отзывается Митяй, грустно глядя на тяжелый мешок, стоящий у его ног.
– Матрена что-нибудь напечет! – легкомысленно обещает Мокша.
– Разом из трех пудов? Это всему ШНыру на месяц было!
– Мы не виноваты, что дождь ливанул! А Матрена – она что-нибудь придумает! – повторяет Мокша. Он легко перегружает свою работу на других, а фраза «мы не виноваты» снимает ответственность.
Снаружи навеса бродят два пега: Игрунья и Ширяй. Игрунья ходит понуро, неуютно прядет ушами, мокнет и фыркает, когда дождь затекает ей в ноздри. Ширяй же раскинул крылья и с явным удовольствием подставляет их дождю. С рассуждением подставляет, наклонно, чтобы дождь обмывал перья. Его крылья так огромны, что Митяй даже выскакивал пару раз из-под навеса, проверяя, пробивает крылья дождем насквозь или нет.
– Что твой Горшеня? Нашел ему тулуп? – спрашивает Мокша.
– Да нет, – с сожалением отвечает Митяй. – Хотел ему свой старый отдать, да пузо у него неохватное. А без тулупа смешной он, важности ему не хватает. Палки, горшок да котел.
Митяй доделал Горшеню совсем недавно. Долго с ним провозился. Вначале с котлом много мороки было. То меди мало оказалось, то литье с раковинами, то печь у Митяя от жара расселась. Пришлось Мещерю Губастого на помощь призывать и много чего от него выслушивать. Мещеря мастер умелый, но такой кропотливый, что намаешься с ним. И потом: котлы отливать – дело не кузнечное. Тут рука особая нужна.
И Митяй, и Мещеря опыта поначалу не имели. Начинали по-простому, как монголы свои
