колен, на расшитую узором из восточных огурцов изумрудную рубаху была надета плотная бархатная жилетка. Шею девушки украшало трое разных бус, а в ушах болтались серьги из перьев. Низкие сапожки на каблуках звонко стучали, пока мы пересекали центральную мостовую.
– Фиджан, – коротко представилась она и, получив в ответ лишь мою улыбку, полюбопытствовала: – А у тебя нет имени, сестренка?
Я не знала, что сказать. Конечно, у меня оно имелось, но в Кейптауне звучало так нелепо, будто я пыталась нацепить чужую шкуру, произнося это имя вслух.
– Ладно, – девушка продолжила увлеченно беседовать сама с собой. – Стану звать тебя Ежени. Это, между прочим, имя царевны из одной очень далекой лесной страны… Или так называли ее служанку?
Она махнула рукой и улыбнулась мне:
– Не все ли равно, Ежени, если уж очутилась в Кейптауне…
– Значит, ты тоже приехала сюда? – догадалась я.
Фиджан кивнула.
– Продала однажды свое барахло, села на поезд и купила в Кейпе отличную лавочку.
– Неужели ты помнишь свою поездку?
– Отчего же нет? – она удивилась. – Мягкий вагон, семьдесят восьмое место… Шестнадцать часов пути.
– Но ты говоришь об обыкновенной железной дороге, – я вздохнула.
– Конечно! А ты прилетела на ковре-самолете? – она хлопнула меня по плечу. – Пришли.
– Что это?
– Моя лавочка. Книжный магазин, если быть точной. Но, сказать по правде, не помню, когда ко мне заглядывал последний покупатель.
Она захихикала и отперла двери, пропуская меня внутрь.
– О-о-о! – только и смогла вымолвить я, разглядывая набитые книгами полки, уходящие в темноту.
Фиджан владела настоящим царством пожелтевших страниц и книжной пыли. Света в магазине было недостаточно, потому казалось, что потолка здесь попросту не существует. И если решишь встать на деревянную стремянку, чтобы поискать себе томик с полки повыше, то уже никогда не вернешься из темного, но такого увлекательного мира.
– Как же здесь здорово! – поглаживая рукой книжные корешки, восхитилась я.
В лавочке оказалось очень тихо и спокойно. Сквозь абажуры тускло горели лампы. Из-за красной ткани свет казался кровавым, алым, вишневым.
– Поднимайся наверх, – Фиджан любезно предложила мне узкую деревянную стремянку.
– Вот это да! – воскликнула я.
В одной из стен вместо книжных полок было устроено настоящее гнездо – уютная норка на высоте нескольких метров от пола, застланная лоскутными покрывалами.
– Это и есть мой дом, – ответила хозяйка лавочки, забираясь следом. – Вернее, здесь я сплю, ем, читаю книги.
Мы уселись друг напротив друга, поджав под себя ноги, и она зажгла пару свечей в старинных залитых воском подсвечниках.
– Неужели ты живешь здесь в полном одиночестве? – происходящее до сих пор казалось мне
