с собой дождь, как Меркит-Самрук и туркменский уже антропоморфный Буркут. Она связана «со Скалой, которая является «ангельской» или «полубожественной» персонификацией космического аспекта» [42] Птицы. Это позволяет напрямую соотнести ее с эзотерическим Коркутом, первой ипостасью которого является Камень.
Если отбросить некоторые терминологические нюансы, Коркут как ипостась Тенгри, созидающая этот мир, может быть отождествлен с Симургом. То есть, наряду с эзотерическим представлением о неантропоморфном Коркуте, имеющем семь ипостасей, и экзотерическим фольклорным представлением о мудром старце – Первошамане, Сказителе, Пророке, Создателе кобыза, существовал, возможно, в очень отдаленные времена символизм Коркута – Орла, Посланника Тенгри, гнездящегося на вершине Мирового Дерева. Выше уже говорилось, что текстуальный анализ Ветхого Завета позволяет представить Дух Господень, витающий над хаосом во время творения, именно как птицу (что заставляет вспомнить архаичные космогонические мифы тюрков о водоплавающей птице, создающей твердь на поверхности океана из ила или своего пуха). В образе Орла-Меркита, а также казахского покровителя шаманов и музыкантов, Коркут является основой духовной реализации.
Сибирский Меркит иногда предстает как Мать Хищная Птица. Вообще, в фольклоре речь идет о самке, высиживающей яйца и вскармливающей птенцов. Так и Святой Дух, поверхностно воспринимающийся как мужественный аспект, в соответствии с разработками христианских теологов представляет в некоторых ситуациях, в частности в непорочном зачатии, женственный, небесно-материнский аспект. «…Святой Дух выполняет скорее «женскую», «материнскую» функцию в Рождестве Богочеловека, снабжая Деву Марию особой парадоксальной возможностью нетварной природы» [43].
С учетом данных северо- и южноамериканских мифологических представлений, а также связи тюрков с североамериканскими индейцами, говорить о заимствовании тюрками идеи Птицы – ипостаси Бога, как это принято у европейских ученых, не приходится. Надо признать, что здесь мы имеем дело с еще одним осколком некогда общей для всего человечества традиции. Дж. Черчвард пишет, что «птицы как символы Творческого Начала Божества широко использовались» на континенте Му [44]. Этот символизм был распространен и среди американских индейцев, и в Великой Уйгурской империи, и на Гавайях, и в Индии, и в Египте. «Например, глаза птиц представляют собой уйгурские символы Солнца и Единого Божества»[45] (сравните с представлением Солнца как глаза Митры и казахское выражение «күннiң көзi» – «глаз дня» о Солнце).
Такие настойчивые попытки обосновать заимствование тюрками у индоевропейцев распространенной в Евразии, Африке, Северной и Южной Америке мифологемы хищной птицы – посредника между мирами, между Всевышним и людьми, лишь еще раз демонстрируют безнравственность и научную бесперспективность всякого рода «арийских», «европоцентристских»
Шюон Ф. Очевидное и тайна. М. 2007, с. 111.
См. Дугин А. Абсолютная Родина. С. 276.
Черчвард Дж. Древний континент Му. С. 128.
Там же. С. 129.
