длинных помятых одеждах, пропахших затхлым духом тесного душного узилища. Их длинные волосы были спутаны, в них запутались сухие соломинки с тех жестких постелей, на которых им приходилось коротать в застенке долгие дни и ночи.
– Все наши распри – это теперь дело прошлое, – опять заговорил Георгий Всеволодович, вновь подняв глаза на двух бывших узников. – Ныне беда у нас общая. Напасть эта, как пожар в лесу, всех опалит, до каждого доберется. Одолеть Батыеву орду можно токмо общими усилиями суздальских князей и новгородской рати. Держать вас под замком, други мои, я более не стану. Хочу направить вас в Новгород, чтобы с вашей помощью сподвигнуть вече новгородское на войну с Батыем.
Если бородатый широкоплечий Микун понимающе закивал своей лобастой головой, то Жердята, наоборот, ядовито усмехнулся, сверкнув редкими зубами из-под густых темно-русых усов.
– Что, княже, припекло тебя горе горькое дальше некуда, – язвительно обронил Жердята, смело взглянув в глаза Георгию Всеволодовичу. – Похоже, крыша заполыхала у тебя над головой, коль обращаешься к нам как, к друзьям. Помнится, месяц тому назад ты называл нас лютыми недругами, не забыл?
На скулах у Георгия Всеволодовича заходили желваки, а его глаза потемнели от еле сдерживаемого гнева.
Видя, что дело принимает дурной оборот, находящийся здесь же боярин Дорогомил постарался разрядить обстановку.
– Что было, то минуло, братья, – примирительно вымолвил он, поглядывая то на князя Георгия, то на двух новгородцев. – К чему прошлое ворошить? Надо позабыть обиды ради спасения Руси от татарской напасти. Коль мы и в эту недобрую пору станем собачиться друг с другом, то нехристи косоглазые выжгут огнем все наши земли от Рязани до Новгорода!
– Верные слова, воевода, – вставил Всеволод, старший сын князя Георгия. Он вместе с братом Мстиславом сидел на скамье справа от восседающего на троне отца. – Орда Батыева дюже сильна, порознь русским князьям ее не победить. И Новгород в одиночку против татар не выстоит, видит Бог.
– И я о том же думаю, братья, – промолвил Микун, пихнув локтем в бок Жердяту, дабы тот придержал язык и не злил великого князя. – Порознь нам эту беду не перемочь, что и говорить. Силища у Батыги несметная! Волю твою, княже, мы с Жердятой перекажем новгородцам. – Микун поклонился Георгию Всеволодовичу. – Мы готовы сей же час в путь двинуться.
– Не волю, боярин, а просьбу мою, – сделал поправку князь Георгий. – Скажете вечу новгородскому, что я кланяюсь ему и прошу помощи у великого Новгорода. Ежели новгородцы исполчат войско против татар, то пусть к Торжку выступают. Близ этого града мы и объединим русские рати на погибель проклятому Батыге.
Великокняжеский огнищанин Сулирад тут же выдал Микуну и Жердяте кожаный кошель с деньгами, теплую одежду, кинжалы и мешок с провизией на дорогу. В сопровождении Сулирада оба новгородца отправились на конюшню, чтобы выбрать себе
