государства. На Киевскую эпоху падает его расцвет. Подобно тому, как советские историки не начинают русской истории с образования Киевской Руси, мы не можем начинать историю русского эпоса с образования киевского цикла былин», – писал В.Я. Пропп в труде «Русский героический эпос».
Сейчас ученики и последователи Владимира Яковлевича иногда изображают его противостояние с Борисом Александровичем Рыбаковым как этакое столкновение свободномыслящего, не зашоренного идеологией ученого с академическим чиновником-сталинистом. Разумеется, это не так. Пропп был таким же сыном своего времени и своей страны, как и Рыбаков. И надобно еще посмотреть – кто из ученых ревностней следовал велениям времени.
Вот Пропп спешит очистить «народ» от подозрений в идеализме и мистике. «В былине прямой веры в оборотничество уже нет, оно использовано только, как поэтический прием». Это про былину о Вольге-Волхе. А вот про Садко: «Образ морского царя не составляет уже предмет веры. Он – поэтическое олицетворение моря».
Вера в оборотней не исчезла до сих пор – про бабку пишущего эти строки трезвые и здравомыслящие в общем-то люди рассказывали, что она перекидывалась медведицей и черной кошкой. А уж во времена, когда записывали былины, эта вера и вовсе была всеобщей – по крайности, среди тех, кто былины пел. И о каком «поэтическом приеме» можно говорить, когда Волх то загоняет в сети рыбу, обернувшись щукой, то превращает свое войско в муравьев, чтобы забраться во вражью крепость? «Поэтический прием» – это когда в «Слове о полку Игореве» Ярославна говорит, что «полетит кукушкой по Дунаю» – хотя так ни в кого не превращается и никуда не летит. Это когда муж Ярославны, князь Игорь, из плена половецкого «соколом полетел», а его спутник-пособник, половец Овлур, «волком побежал», – еще можно говорить о «поэтическом приеме» – хотя и на «Слове» лежит тень «настоящих» оборотней вроде Велесова внука Бояна или князя-чародея Всеслава Полоцкого. «Поэтическому олицетворению моря» русские крестьяне еще в XIX веке приносили в жертву коней – животных, скажем так, не лишних в хозяйстве. К нему взывали в заговорах знахари («царь водяной и царица водяная, дайте воды на здоровье»), у него наряду с повелителями Земли и Неба просил на сон грядущий прощения русский мужик:
«Царь морской,
арь земляной,
царь небесный —
прости мою душеньку грешную».
Если все это не вера – то что тогда вера?
Кроме материализма, ученый «обогатил» былины прогрессизмом («эпос… смотрит в будущее») и, конечно же, классовым сознанием («в Илье пробуждается сознание своей классовой принадлежности»). Последнее, честно говоря, к марксовой науке о классах никакого отношения не имеет, поскольку бродячий воитель Илья никак с производством не связан, а стало быть, и ни к какому «классу» не может принадлежать – типичный «деклассированный элемент». Более того. В двух былинах, где Проппу было угодно усмотреть классовую борьбу («Ссора Ильи с Владимиром»
