значит, что мы должны обязательно идти на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает – это неправильно. Если война начнется, мы, конечно, выступим последними, самыми последними, для того, чтобы бросить гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить» [176].
Эти сталинские мысли и легли в основу советской внешней политики того времени. С его точки зрения заключение военного союза с Англией и Францией для СССР было крайне невыгодным, так как в этом случае Советскому Союзу пришлось бы вступить в войну с самого ее начала, ибо Сталин намеревался как можно дольше оставаться в стороне от надвигающейся битвы. Пока другие страны обескровливали бы друг друга в смертельной борьбе, он собирался укреплять свое государство и его армию. По расчетам Сталина, ему никуда не надо было спешить, поскольку он ожидал длительную борьбу на истощение между Германией и Англией с Францией по образцу Первой мировой войны. Позиция стороннего наблюдателя позволяла Советскому Союзу самому выбрать удобные для себя обстоятельства и время для вступления в войну, чтобы завершить ее по своему собственному сценарию. Этого как раз и опасались англичане.
Сталин решил не просто выжидать такой момент, а за это время извлечь максимальные выгоды, которые сулила позиция решающей третьей силы, стоящей над схваткой. Ведь ее, несомненно, стремились бы привлечь на свою сторону обе воюющие коалиции, готовые щедро заплатить за помощь своему потенциальному мощному союзнику. А перед войной англичане и французы не предлагали СССР никаких материальных приобретений. Результатом договора с ними было бы только предотвращение войны или откладывание ее на потом. Между тем еще в апреле 1939 г. начались первые осторожные взаимные советско-германские прощупывания на дипломатическом уровне. Вначале они были еще очень робкими, поскольку обе стороны вполне обоснованно опасались нарваться на оскорбительный отказ оппонента. Ведь представить политическими партнерами Германию и СССР было чрезвычайно трудно. Поэтому сначала речь шла, главным образом, об улучшении торговли между двумя странами.
Настоящий прорыв произошел 26 июля, когда немцы впервые предложили советским представителям Г.А. Астахову[33] и Е.И. Бабарину[34] не просто абстрактное улучшение взаимоотношений, но и конкретные темы для переговоров о цене этого улучшения. Речь шла о Прибалтике, Польше и Румынии. Немцам нужно было только, чтобы СССР не оказался на стороне Англии, Франции и Польши в случае их конфликта с Германией. Заведующий восточноевропейской референтурой МИДа Германии К. Шнурре повторил уже звучавшую ранее фразу что в «германской лавке есть все товары» для СССР [177]. Любопытно, как он обосновал саму возможность установления хороших политических отношений между коммунистическим СССР и фашистскими странами:
«<…> во всем районе от Балтийского моря до Черного моря и Дальнего Востока нет, по моему мнению, неразрешимых
Астахов Г.А. – советник советского полпредства в Берлине, в связи с отсутствием посла был временным поверенным в делах СССР в Германии с апреля по август 1939 г.
Бабарин Е.И. – заместитель советского торгпредства в Берлине, в связи с отсутствием торгового представителя исполнял его обязанности.
