Получается, блокнот и нарисованные в нем персонажи живут своей собственной жизнью?»
Он принялся перелистывать страницы. Рисунки изменились на каждой. Днем он нарисовал лодку с веслом, у которого только что отстрелили лопасть, теперь эта лодка была наполовину затопленной, а спиннингист вместо того, чтобы ловить рыбу, лежал в ней навзничь, с окровавленным лицом.
Виктор рисовал сцену драки рыболова и боевика в прибрежных камышах, и в ней положительный герой явно одерживал верх – так было по сюжету! Но на изменившейся картинке боевик вонзал сопернику нож в горло.
Зато на другой картинке один из спиннингистов, который опять-таки по сюжету отправлялся на дно с пулей в груди, на странице блокнота из последних сил выползал на берег…
«Ну и что мне со всем этим делать? – Виктор нервно захлопнул блокнот. – Сжечь, так же как и две первые страницы? Или повременить, посмотреть, возможно, картинки вновь изменятся. Интересно-то как!»
Пиво кончилось. Рыба осталась. А хмель вроде бы выветрился. Или же, наоборот, Виктор пребывал в неком опьянении – с чего бы тогда ему мерещились изменения в собственноручно нарисованных картинках? Ведь могло же быть такое, что водку, которую они распивали после маршрута, как говорится, «ключница делала». Но ведь и две вчерашние картинки по прошествии времени тоже изменились, а вчера водку пили другую, не может такого быть, чтобы и с той «ключница» постаралась.
В блокноте все дело? Или в карандаше? Или в нем самом? Непрочитанными в нетленке оставалось страниц пятьдесят. Но и прямо сейчас, по памяти Виктор мог бы выдать десятка два рисунков, и каждый отображал бы страсть, смерть, спасение, и все – в динамике, в динамике! Интересно, что скажет Александр Иванович, если увидит иллюстрации, так сказать, «по мотивам»?
На подоконнике у Виктора пылилась бутылка самогона, привезенная из деревни Плосково, где он как-то гостил у родного дядьки. Самогон Виктор не любил, зато берег для друзей, хотя в холодильник бутылку не убирал, чтобы место не занимала. Теперь решил махнуть теплой мутноватой жидкости крепостью градусов под семьдесят, глядишь, какая-нибудь мысль возникнет.
Махнул стопочку, закусил соленым огурцом. Открыл в блокноте чистую страницу. Рука словно бы сама собой начала отображать один из типичных сюжетов нетленки. В романе было сплошное насилие, больше всего описывались убийства, Виктор же очень быстро набросал сценку, в которой привязанная к флагштоку девушка готова была сделать для боевиков все, только бы ее не убили. Он нарисовал крупным планом ее искаженное страхом лицо, молящие о пощаде глаза…
По сюжету перед ней должен был стоять некий Цыплаков, с довольной улыбкой расстегивающий брюки. Цыплакова Виктор рисовать не стал. Вместо него взял да и нарисовал условного парня, но подразумевая себя – такого, каким был сейчас – в футболке, спортивных штанах и тапочках, готового воспользоваться покорностью беззащитной девушки. Рисовал Виктор
