нашей жизни.
Счастье – красная тряпка перед разъяренным быком удачи.
Человечество – рабы истории, котором доверено возводить мавзолеи ее гениям зла.
Все проблемы свободного времени решили неисправности автомобиля.
Макияж классный, а все равно выглядывает любопытствующая мартышка
Смерти земеля обязан побольше чем жизни. Жизнь подстегивает бичем – пшел на работу, раб своих слабостей на сладкое, смерть терпеливо ждет встречи с нами на кладбище, – и никаких к тебе претензий за подло прожитую жизнь раба.
Остановись перед приближающимся поездом, зазевавшееся мгновенье.
Какой прок останавливать прекрасное мгновенье, если от него остается всего одна фотография. В лучшем случае.
Быт – зловредная бактерия, превращает нас, таких цветущих, в костей старости.
Одиночество со мной до конца, каким бы я ни был невозможным космополитом со своими осиротевшими принципами Воли-вольной в душе.
Настоящее изводит очаровательное будущее на посредственное прошлое.
Часы нашей жизни вечно спешат. Мы опаздываем на праздники ее.
Судьба последний вагон поезда удачи. Мы цепляемся за поручни, даже вваливаемся в тамбур, но это не значит, что судьба рада нам уступить место, предназначенное ее фавориту.
Мы хлыстом укрощаем норовистую судьбу. Утратившая прыть, она понуро бредет, покорная нашей зарвавшейся воле, соображающей, – а что дальше?
В жертву справедливости приносим симпатии друг друга, а она предпочитает наличные.
Мораль – взаимовыгодный уговор совести с совестью жить без любви, но в политическом согласии.
Совесть девка публичная.
У совести ничему не научишься, даже полезному в повседневной жизни.
Ханжество – нравственное извращение воинствующей в тайне похоти.
Ханжа тяготится стыдливостью, ханжа боится естественности неизбежных для человека слабостей и, стиснув зубы, симулирует благочестие.
У совести отродясь не водилось кошелька…
Как напьешься – душа готова поговорить хоть с ангелом, хоть с бесом, не говоря уж о скандальных бабах. Но попробуй поприятельствуй с совестью, мигом доложит куда следует – и не оправдаешься.
Дырявый кошелек вот все оправдание бедности.
Смерть не нуждается в исповеди, не попрекает, и грехов не отпускает.
Смерть помалкивает, не желая нас огорчить, ведь от жизни мы так и не добились душевной взаимности.
Иногда проснешься в ужасе от могильной тишины душной конюшни без окон с припертыми снаружи воротами, и только похрапывание жены примиряет с кобылой судьбы, мерно жующей овес твоей жизни.
Смерть одна не проболтается о наших делишках под носом у Всевышнего.
Смерть поставщик ада, душа-то успела смыться в рай ещё до того как патологоанатом выпишет скальпелем путевку для путешествия на Тот свет.
Только возвратившийся после клинической
