я с раздражением. Еще не хватало, чтобы меня обслуживали или тем более ставили в укор плохое самочувствие упрямой старушки. Нет уж, я хочу домой и на этот шантаж не поддамся. – Идите, я подогрею фрау молока. И перекушу, пока она приходит в себя. Мне некогда рассиживаться.
– Как вам будет угодно. – С легким поклоном дворецкий удалился, оставляя меня наедине с суперсовременной техникой.
Молоко я нашла быстро, а вот с кастрюлькой вышла заминка – слишком много шкафов вокруг. Как здесь не путается бедная горничная? Или кто там готовит?
– Хелена. – Бабуля показалась на пороге столовой, когда я с отчаянием смотрела на идеально ровную стеклянную столешницу с нарисованными горелками и задавалась единственным вопросом: «Как. Это. Включать?!» Где, блин, обычные конфорки?
– О, вам уже лучше, – обернувшись, улыбнулась хитрой родственнице.
– Немного. – Она вяло пожала плечами. – Дай-ка я помогу тебе. Просто нажми на панель. Вот и все. Ты решила сама погреть мне молока? Это так мило…
Я лишь закатила глаза. Давить на жалость фрау умела, но меня этим не проймешь.
– Что мне можно употребить на обед?
Спустя пять минут мы сели за большой деревянный стол, накрытый льняной скатертью и уставленный несколькими блюдами, подогретыми ранее горничной. Ощущение складывалось такое, будто впереди у нас не трапеза, а как минимум переговоры. Бабушка прожигала меня задумчиво-умоляющим взглядом, а я очень старалась есть, глядя лишь на ложку.
– Если ты уедешь, то все положенное тебе наследство отойдет этой распутной девке Софи! – выпалила фрау Хильда, стряхивая со стола несуществующие крошки.
Я на миг подняла взгляд, но промолчала.
– Это последняя спутница моего сына. Та еще… – Бабушка всплеснула руками, так и не подобрав слов для определения образа жизни последней невестки. – Хелена, ты не можешь так со мной поступить.
Я продолжала есть.
– Мы нашли друг друга вовсе не для того, чтобы терять заново. Пойми, я желаю тебе только добра. От нашего общения ты только выиграешь, клянусь.
Тишина.
– Хелена?
Я покачала головой.
В конце концов старушка поднялась, чтобы открыть окно, потому что ей стало «нечем дышать» и «хотелось на воздух, ибо тоска разъедала душу». Прямо поэтесса.
Я продолжала усиленно делать безразличный вид. Доев первое, принялась за салат, старательно прокручивая в голове все нехорошее, что может случиться со мной здесь, если поведусь на уговоры старушки. Нет, нет и нет! Самолет – аэропорт – хрущевка! Дело решенное.
Когда на столе звякнула чашка, я вздрогнула, решив, что бабушка вернулась на свое место и решилась на новую модель поведения: крушить посуду. Но все оказалось куда прозаичнее – это была ее кошка. Лысое чудовище с длинными ушами и вытянутой мордой беззастенчиво лакало подогретое мною молоко.
– Брысь! –
