медленно киваешь.
После некоторой заминки он говорит:
– Это сделал Джиджа?
Ты снова киваешь.
– Ты… ты его видела?
– Я пришла домой из яслей.
– О.
Опять неловкая пауза.
– Говорят, ты пропустила один день, перед землетрясением. Пришлось отправить детей домой, не нашли замены. Никто не знал, заболела ты и осталась дома, или что еще.
Что же. Вероятно, ты уволена. Лерна делает глубокий вздох, выдыхает. Ты почти готова.
– Землетрясение не коснулось нас, Иссун. Оно обошло город. Повалило несколько деревьев, и еще рухнула скала у ручья.
Ручей в самом северном конце долины, где никто не заметил, как исходит паром халцедоновая жеода.
– Все в городе и вокруг него в порядке. Почти идеальная окружность. Четкая.
Было время, когда ты скрывала бы такое. У тебя был повод – жизнь, которую ты защищала.
– Это сделала я, – говоришь ты.
Лерна стискивает челюсти, но кивает.
– Я никогда никому не говорил. – Он мнется. – Что ты… ороген.
Он так вежлив и правилен. Ты слышала куда более неприличные определения того, чем ты являешься. Он тоже, но он никогда бы так не сказал. Да и Джиджа, когда кто-то беспечно бросал «рогга» в его присутствии. «Не желаю, чтобы дети такое слышали», – говорил он…
Накрывает быстро. Ты складываешься пополам в приступе сухой рвоты. Лерна вскакивает, хватает что под руку подвернулось – утку, которая тебе не была нужна. Но ничто не извергается из твоего желудка, и через мгновение позывы прекращаются. Ты делаешь осторожный вдох, затем другой. Лерна молча протягивает тебе стакан воды. Ты отвергаешь было его, затем передумываешь. В твоем рту вкус желчи.
– Это не я, – говоришь ты в конце концов. Он хмурится в замешательстве, думая, что ты все еще говоришь о землетрясении. – Джиджа. Он так и не узнал обо мне. – Ты думаешь. Ты не должна думать. – Я не знаю как, но Уке… он маленький, он еще не умеет себя контролировать. Наверное, Уке что-то сделал, и Джиджа понял…
Что твои дети, как ты. Впервые ты полностью оформила эту мысль.
Лерна закрывает глаза, испускает долгий вздох.
– Вот как, значит.
Нет, не так. Никогда ничто не должно заставлять отца убить собственное дитя. Ничто!
Он облизывает губы.
– Хочешь посмотреть на Уке?
Зачем? Ты два дня смотрела на него.
– Нет.
Лерна со вздохом встает, пятерней ероша волосы.
– Идешь сказать Раску? – спрашиваешь ты.
Но Лерна отвечает тебе таким взглядом, что ты ощущаешь себя хамкой. Он в гневе. Он такой спокойный, думающий мальчик, никогда не подумаешь, что он может разозлиться.
– Я ничего не собираюсь рассказывать Раску, – резко отвечает он. – Я все это время ничего ему не рассказывал
