займов и учета векселей. Он вел дела с многими лондонскими банками, в число которых входили «Лион де Симонс» (Lyon de Symons), «Голдсмид и Д’Элиасон» (Goldsmid & D’Eliason) и «Даниэль Мокатта» (Daniel Mocatta), а также с континентальными банками, особенно «Пэриш и Кº» (Parish & Со.) и банком братьев Шрёдер. Как и его отец, он постепенно из купца превращался в торгового банкира.
Исступленная, нервная атмосфера тех начальных лет живо схвачена в уцелевших письмах Натана. Для того чтобы выжить и процветать на рынке, переполненном многочисленными малыми предприятиями, подверженном стремительным колебаниям цен, процентных ставок и почти полностью неурегулированном, требовалось сочетание сильной агрессивности и холодного расчета. Натан Ротшильд в изобилии обладал обоими этими качествами. Он с самых первых дней старался наладить со всеми партнерами особые отношения. В одном случае он послал банкиру Соломонсу бочонок вина в надежде получить лучшие условия страхования16. Но скоро в его переписке начинает преобладать дерзкий, даже задиристый тон, который, как кажется, давался ему естественнее всего. Уже в декабре 1800 г. он самоуверенно писал одному шотландскому фабриканту, у которого заказал партию ткани: «Если вы приложите все усилия к тому, чтобы угодить мне, и пришлете товар быстро, можете быть уверены, что в моей власти регулярно снабжать вас значительными заказами». Через две недели он подчеркнул следующее: «Со дня на день ожидаю заказов с континента. Я непременно окажу вам предпочтение, но хотел бы, чтобы… прежде чем я дам вам новые заказы, вы сначала исполнили уже полученные. Вы просите на исполнение еще 3 недели, но чем быстрее вы будете меня обслуживать и чем дешевле запросите, тем на большее число зак[азов] можете рассчитывать». Не получив ответа, Натан возмутился: «Странно, что от вас до сего дня нет никаких вестей. Когда я был в Глазго, вы обещали честно исполнить мой заказ немедленно, и вот прошло много времени, а вы не даете о себе знать. Если бы вы могли исполнять заказы за короткий срок, вы могли бы рассчитывать на более крупные заказы, ибо нет смысла передавать заказы, если они не исполняются к обещанному сроку». Другого шотландского фабриканта, затянувшего с поставкой заказанного им товара, он распекал еще энергичнее: «Полагаю, они находятся у вас в виде залога до тех пор, пока я не пришлю вам очень большой СЧЕТ, каковое поведение я считаю весьма неблагородным… Наверное, вы думаете, что я больше никогда не приеду ни в Глазго, ни в Пейсли, но даю вам честное слово, что я приеду снова через два ме[сяца], и надеюсь, что получу много товаров при помощи моих методов платежа».
Год спустя он, не колеблясь, обвинял в «крючкотворстве» французского покупателя, доставившего ему неудобства.
Временами Натану казалось, что он словно ведет войну со своими конкурентами. В одном случае он был «безмерно удивлен, узнав о самых скандальных и необоснованных слухах, которые столь изобретательно распускают по Франкфурту мои враги». Как он писал отцу, «в этой стране
