добрый, Татьяна. Прости от, что уж без приглашения, а тока нам с мужем твоим-то потолковать надо.
– Нет его дома, – тихо ответила хозяйка.
По-моему, у неё были распухшие от ударов губы, но я мог ошибаться, было темновато.
– А где же он, дочь моя?
– Не знаю…
– Не мне лжёшь, Богу лжёшь.
– Батю-ушка-а… – Женщина, не выдержав, бросилась к ногам отца Пафнутия.
Тот бережно обнял её за плечи и подмигнул мне:
– Ты б, энто дело, во дворе-то посмотрел, там сарай есть, слыхал от, Соболев там свою самогонку варит.
– Её все тут варят, даже вы.
– Ты мне давай от не сравнивай благодать с баловством! Иди вона бесов погоняй, что ли. Критикует он тут.
Я коротко поклонился, с отцом Пафнутием вполне можно спорить, он даже любит здоровую дискуссию, но сейчас уж точно не время и не место.
Погода распоясалась вконец, ветер бросал в лицо могучие хлопья снега, вечер опускался быстро, небо казалось коричнево-чёрным из-за низких туч, а сугробы во дворе намело такие, что ноги проваливались по колено. Бесов видно не было, но это не значит, что их тут нет.
Потом я кое-как набрёл на слабо протоптанную тропинку и, уже не сходя с неё, добрался до крепко сбитого заснеженного сарая. Сквозь щель в дверном проёме блестела слабенькая жёлтая полоска света.
«Отец Пафнутий знатный был бесогон», – вспомнилось мне. Да, хватка у старика ещё крепка, и чутьё не пропьёшь.
Сзади раздался хруст снега и хриплое счастливое дыхание.
– Отвёл душу? – не оборачиваясь, спросил я.
– Да, – удовлетворённо выдохнул Гесс. – Лизь тебя!
– Тогда беги в дом, грейся. А мне тут одного несчастного человека надо от бесов избавить.
– Я их кусь! Пусти меня, я первый, мне любопытно, а дома скучно, я с тобой хочу! Возьми меня, возьми, возьми-и! Хуже будет.
– Чем же?
– Я сяду тут и буду ныть, – злорадно пообещал он. – Ну ты чего, мы же друзья? На тебе лапку, пойдём бесов кусь!
– Хорошо, – сдался я, оборачиваясь и принимая его лапу. – Но одно условие: бесов гоняю я, ты сидишь и смотришь. Договорились?
– Да! На тебе ещё лапку.
Скрепив таким образом устную договорённость, мы спокойно открыли дверь (ну как спокойно, с трудом удерживая её от ветра) и заглянули внутрь.
Михаил Соболев действительно был механиком, если можно так выразиться.
Половина сарая представляла собой сложное переплетение труб, проводов, жестяных эмалированных баков разной ёмкости, тикающих термометров и больше походила на тайную лабораторию какого-нибудь свихнувшегося учёного, непременно желающего поработить весь мир.
А колоннады выстроившихся на полках от пола до потолка банок, бутылок, колб, склянок, вёдер и бочонков с самогоном наглядно демонстрировали, каким именно способом он намерен
