описалась, а вокруг темно. Или сон приснился плохой. И она ко мне прижмется так, будто я ее спасение от всего в этой жизни, и не могу я ее уже отпустить, так и засыпала с ней в кроватке. Отец потом ругал меня, сколько ссор из-за этого было. Я и сама понимала, что нельзя так, но ничего не могла с собой поделать. Так и тогда, Мася, засну на секунду, и мне уже снится, что она кричит, и зовет меня. Я по привычке вскакиваю, о том, что эта привычка остается на всю жизнь тоже никто не рассказывал. Забегаю в ее комнату, а там пусто. Я ложилась не ее кровать, иногда там и засыпала. Один раз Ваню утром нашла там, тогда и поняла, что он тоже умирает потихоньку от этого незнания.
Ольга Сергеевна сидела на диване, и разрешила мне забраться к ней. Она гладила мою голову, лежащую у нее на коленях, и продолжала рассказывать, а я слушал.
Иван Ефимович понимал, что Лена уже не маленькая, и распоряжаться ее жизнью он больше не может, но он должен был хотя бы попытаться «направить дочь на путь истинный». Несколько раз он разговаривал по телефону с «Небоскребом» и выяснил, что Лена скоро возвращается. Иван Ефимович собрал сумку и поехал в Москву.
Лена не ожидала по возвращении увидеть отца в своей квартире. У родителей были ключи, но они никогда раньше ими не пользовались. Иван Ефимович держал себя в руках, и не накинулся на дочь с порога. Он приготовил ужин, и даже купил бутылку коньяка. Лена знала зачем отец ни с того ни с сего вдруг приехал, потому что из журнала ей сообщили, что родители уже все телефоны оборвали. Она не подавала вида, и ждала пока отец сам начнет разговор. И он начал.
– Рассказывай, где была, что видела.
– Ты ведь и сам все знаешь, и приехал учить меня жизни.
– Как думаешь, у меня получится?
– Нет, и это ты тоже сам знаешь. Меня поражает твое упрямство.
– Не очень-то приятно смотреться в кривое зеркало, правда?
Лена даже не подозревала, как сильно она похожа на отца, своим упрямством, гордыней, своенравием, просто они были разного пола, а мужчине это все прощается, и в некоторой степени вполне нормально. Но Лена была женщиной, а им быть такими не полагается. Она даже не поняла, что имел в виду отец, говоря о кривых зеркалах.
– Ладно, что ты хочешь? Чтобы я уволилась из «Небоскреба»?
– Нет, я хочу чтобы ты не подвергала себя опасности, и сидела себе в теплом кабинете, а не шлялась по войнам и окопам.
– Я не могу, мне надо там быть. Ты не понимаешь, никогда не поймешь.
– Не пойму! – вдруг крикнул отец, и грохнул кулаком по столу, – не пойму! Поле боя не место для женщины, не место для моей дочери! Как ты этого не понимаешь?!
Повисла пауза. Лена не знала, как объяснить отцу, что она должна там быть. С того самого момента как она начала выезжать в горячие точки ей хотелось рассказать об этом родителям, ей хотелось чтобы они приняли это, поняли. В мыслях
