уже принявших с утра лесорубов на свою фазенду, хотя до фазенды нужно было еще от Шугозере пилить десять километров.
Прибыв в Шугозеро, Барсуков снова погрузился в ожидания. На эьтот раз нужно было ждать рейсовый автобус Шугозеро-Харагеничи. Барсуков зашел в магазин и, купив йогурт и белый батон, поднялся на стадион, расположенный между двух холмов, заросших соснами, чтобы перекусить.
Усевшись на теплую скамью северной трибуны, он услышал под трибуной какую-то возню. Заглянув в зазаор между скамьями он увидел мужика активно трахавшего женщину. Выругавшись, Барсуков поднялся со скамьи и потащился на автобусную остановку.
Рейсовый автобус подбросил Барсукова до поворота на Самары и покатил дальше. Теперь путешественнику оставалось сделать пешком последний бросок длиной в два километра.
«Да, – подумал Барсуков, – верно сказано, что автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Хотя из автомобиля совершенно невозможно прочувствовать всю прелесть весеннего леса».
Действительно, лес был обворожителен. Стоял звон от чириканья, щелканья, свиста неисчислимых пичуг. Куковала кукушка. В лужах плавали тритоны. Бледные ветреницы покрывали кочки и пни. И воздух!
Только Барсуков добрался до своей избы, только разобрался с поклажей. как у ограды тормознул трактор с тележкой. В тележке был навоз.
В избу ввалился Вася, знакомый механизтор:
– Георгич, навоз нужен?
– Ещё как!
– Гони бутылку.
– Нет вопросов.
Вася опорожнил тележку на огороде, после чего взял у Барсукова вилы и поехал на луга, чтобы набросать из стога сена в тележку. Вскоре мимо барсуковской избы просеменила на луга Нюрка. Она жила с тремя внуками. А муж её работал в Тихвине, наезжая в Самары по выходным.
Барсуков растопил плиту и поставил на неё кастрюлю с начищенной картошкой. После чего подумал: «Куда это пошла Нюшка?
Барсуков взглянул в окно, выходившее на луга. Нюрки не было видно. Растаяла в лугах. Тогда он взял монокуляр с десятикратным увеличением и провел им по горизонту. Провел и сразу же наткнулся на форменную порнографию. Вася и Нюрка, полагая, что за два километра никто их из деревни не видит, открыто занимались на сене любовью.
Барсуков убрал оптику от глаза: « Что за день? Кругом лежачие женщины. Весна, что ли. Священная».
– Алексей Георгиевич, – услышал он голос соседки, моложавой дачницы. – У меня к вам просьба.
– Внимательно слушаю.
– Помогите мне шкаф подвинуть, а то одной никак.
– С удовольствием!
А про себя подумал: «Если женщина просит…»
Ганины змеи
Немигаэщий гажий взгляд из под тяжлвх, набркших век пугал
