style="font-size:15px;"> Жорка же окончательно добил фразой:
– Пойми, пап, мы мыслим разными полушариями, тебе ближе образы, а мне – логика.
Окончив экстерном политех, Жорка уехал из страны. Обуреваемый юношеским максимализмом, он считал, что его талант нужен всему миру. С его точки зрения так было не просто правильно, но и в высшей степени логично.
Может, поэтому рациональный пасынок и верил свято, что стоит отчиму сделать шаг навстречу, как мать тут же броситься тому в объятия, но… Его познания в психологии весьма уступали уровню понимания той же единой теории поля. Не учитывал он, что семья – это отнюдь не послушные иксы в жёстких рамках уравнений. Уже года три Сергей с Анной жили не то, что порознь, а в разных городах. И если жалели о разрыве, то лишь в одиночестве вспоминая прошлое. По крайней мере, так случалось с ним.
Как было с Анной, он не сильно интересовался, поддерживая уже бессмысленные отношения лишь поздравлениями по праздникам. Та жила одна, находя утешение в том, что её сын действительно самый лучший. Случалось, раньше Сергей жалел, что у них нет общих детей, но, представляя, как бы они выглядели на фоне гения, говорил себе, что нет худа без добра.
Он не был лишён толики циничного рационализма, считая, что в мире и без того немало ущербных…
Тяпнуть в одиночестве Шевцову тоже не претило, а налить было самое время. Так, во всяком случае, подсказывал ему внутренний голос.
Он поднялся с кресла и отправился на кухню. Там, смакуя предвкушение, достал из навесного шкафчика початую бутылку «Борисфена» и плеснул в стакан. Подняв его, сделал заздравный жест в сторону чайника, маленькими глоточками выпил и причмокнул, чтобы полнее ощутить послевкусие.
Коньяк был довольно неплох, а вот всё остальное…
Вид двора с третьего этажа не радовал. За окном темнело, шёл дождь – апрель выдался гнусным. По стеклу ползали прозрачные амёбы капель. Мерзко дрожа под порывами ветра, они бросались на соседок, поглощали их, чтобы, в конце концов, сползти в лужу безысходности, слиться там с аморфными трупами. Это навевало мысли о конечности возможностей, быстротечности бытия и плюсиках кладбища.
Сергей налил ещё. Глоток коньяка скользнул внутрь, захотелось закурить. Вспомнилась мясистая докторша, которая, взглянув на днях на его кардиограмму, засверкала очками и начала брызгать слюной в том смысле, что ему наплевать на своё сердце.
Тогда от неожиданности он едва не свалился со стула. Ну никак не ожидал такой истеричной реакции от той, кто, казалось бы, должна по-матерински пожурить и посоветовать бег трусцой или ещё какие лечебные примочки. Но чтобы так орать!..
– К чёрту… – пробормотал Шевцов, достал из того же шкафчика распечатанную пачку сигарет, открыл обе форточки и закурил.
После первой затяжки он присел на табурет, от следующей голова закружилась не на шутку. Ещё один глоток коньяка преобразовал глухую тоску в лёгкую печаль. Ну не будет Жорки на дне рождения, и ладно. Может, оно и к лучшему. О чём с ним говорить? О матери,
