в будущее не хочется, а хочется наслаждаться счастьем, которое, наконец-то, ниспослано мне откуда-то свыше…”
“Любимая моя семья! Не успела я сесть за письмо, как Марк мне, между прочим, заявляет, что он-то письмо вам уже отправил, так что всё самое важное вам уже известно. Я теперь не знаю о чем и писать, тем более что главное событие он планирует на завтра, 30 июня, в свой День Рождения. В этот день мне будет преподнесено кольцо, над которым он колдовал вместе с ювелиром больше трех месяцев. Вот же терпение! Я уже несколько дней не сплю, не ем в ожидании.
…Странно, но теперь, когда у меня есть Марк, я вас люблю и скучаю по вас еще больше. Так хочется делиться с вами своими радостями и обидами, поскольку теперь их в 10 раз больше, чем раньше”.
“Чудо свершилось – тыква превратилась в карету, мыши в лошадок, а осенняя слякоть в перламутровую раковину…. В Бангкоке гоняла на мотоцикле, ела саранчу и жареных улиток. На побережье Бенгальского залива бороздила коралловые рифы с маской и ластами. А на Новый год мы с Марком собираемся покататься на лыжах в Калифорнийских горах… Боже, за что мне так повезло?..”
“Свадебное путешествие состоялось! Проплыло как сон – по колено в воде, в окружении говорливых итальянцев, узкобедрых гондол, обветшалых дворцов, стай ленивых разъевшихся кошек и пастельных закатов. Решили отныне каждую годовщину нашей свадьбы праздновать в Венеции”.
“Дома никаких перемен – квартиру еще искать не начали – денег нет (еще бы, на рок-фестиваль Марк истратил жуткую сумму). Работы в офисе столько, что вечерами прихожу домой и падаю, а Марк начинает рвать на себе волосы, думая, что я встретила кого-то другого. Просто психа из меня хочет сделать, не говоря уж о том, что самого уже давно пора в Кащенко свезти. И так каждый день. Ни житья, ни покоя, ни книжку почитать, ни телевизор посмотреть – только и доказываю ему, что я не верблюд. Без конца ссоримся, но быстро миримся. Зато когда все хорошо, от любви и восторга хочется бегать по потолку. Так и живем – из огня в полымя и быстрей обратно…”
А через три года:
“В Венецию мы так и не попали. На трехлетнюю годовщину нашей свадьбы (16 марта, если вы помните) Марк пропал на неделю. А потом появился как ни в чем не бывало. Я уже не горю, и не жду, и не прислушиваюсь к телефону. Нет в нем той божьей искры, что сразила меня наповал четыре года тому назад. И живет он, а может, и я тоже, кто ж тут разберет, скорее воспоминаниями о нас или будущим…”
Я даже не знаю, кем был ее Марк – то ли философом, который вскоре “забросил философский камень куда подальше”, то ли фотографом, подающим большие надежды, которым не суждено исполниться.
– Кто он был? – я спросила у Анны Ильиничны, мамы Иры.
– Он был шалопай, – ответила она не раздумывая.
“Чем больше расстояние, отделяющее меня от тех безумных лет, – напишет потом Ира, – тем яснее я вижу качества, за которые я в свое время вознесла его на пьедестал. В нем есть какое-то поступательное
