поднял трубку телефона, одолеваемый восторженным желанием похвастаться. На другом конце провода ответить должна была его «официальная» девушка Зоя. Та самая, на которую кивала на банкете злюка Ленка, отказывая ему в коротком, галопом – на бегу, сеансе телесной радости где-нибудь в ресторанном закутке или туалете. Денис однако совершенно не разозлился на свою несостоявшуюся партнершу по экстремальному «общепитовскому» сексу, он вообще о ней скоро забыл, словно ее и не было вовсе ни до, ни во время, ни после. Она ему была безразлична, и спонтанно возникшее желание было мелким, одноразовым и объяснялось просто: юный возраст плюс соответствующий гормональный взрыв, простимулированный общим позитивным пьяным подъемом.
Совсем другое дело – Зоя. Она, в некотором роде, была подвигом Дениса, который «полез в воду, совершенно не зная брода». Зоя была студенткой вечернего отделения философского факультета, что само по себе уже интересно, ибо философия как первое высшее, базовое образование для девушки – это редкость. Особенно если девушка красивая. Факт ее привлекательности был настоящей аксиомой и не то что не оспаривался, а даже и не обсуждался в мужской среде. Барышня была высокой, стройной, длинноногой брюнеткой. Смуглая, почти как у мулатки, кожа; черные брови вразлет, словно распахнутые крылья гордой хищной птицы; густые волнистые, темно-каштановые, даже черные при слабом свете волосы, не знавшие ни капли искусственной краски; едва и только в тесной любовной близи различимый, сексуальный пушок над краями верхней губы. Кстати, рот совершенно не был чувственно-порочным, губы были скорее узкие, чем полные. Но при одном только взгляде на них становилось понятно, что Создатель, кем бы он ни был – Богом или Дьяволом, – это самый лучший стилист, визажист, дизайнер и еще кто угодно в современной терминологии. Именно такие, узковатые и злые, губы должны были быть на этом лице с точки зрения классической эстетики. А эстетика – она потоньше и поизощренней, чем тупая и прямолинейная сексуальность, насильно внедряемая в читательское либидо глянцевыми журналами, кои пользовались успехом у Дениса Первухина. Правда, пользовались-то пользовались, но, похоже, не на сто процентов! Молодой человек, будучи под всепроникающим влиянием университетской интеллектуальной среды, все-таки мог отличить индивидуальность от стандарта, давно принятого неким импотентом-гомосексуалистом, и с тех пор почему-то почитаемого многими нормальными людьми. Денис прямо-таки на животном уровне видел, слышал, понимал и чувствовал, что Зоя – не кукла безмозглая, с которой и поговорить-то не о чем. Она – настоящая, живая, умная, красивая и сильная. Вероятно, даже сильнее, чем он. Но главное – то, что она его любит, хоть и не говорит никогда этих слов, даже в минуты их самого страстного пикового общения. И когда он, тяжело дыша, пристает к ней с расспросами, прямо-таки вытаскивая из нее желанное признание, она всегда смеется, трогательно морщит свой игрушечный носик и отворачивается, стараясь не смотреть ему в глаза, даже если вокруг сплошная темнота. Но парню очень хотелось верить в ее к нему любовь! Он уже понимал, что ему будет очень больно, если вдруг ее любовь окажется химерой, а он сам – игрушкой. И дело даже не в мужском самолюбии, когда женщина может служить игрушкой, но наоборот
