а посоветуй мне классного косметолога и парикмахера? Хочу удивить Глеба – сменить имидж, пока он будет в отъезде. Ну, ты понимаешь? Обновить отношения.
– Конечно! – моментально откликнулась Марго. – Есть куда номер записать? Диктую. А ты чего носом хлюпаешь?
– Простыла, – сказала Полина и приготовилась записывать.
Глава 3
В которой Полина совершает побег в «Акапулько», а удивительный незнакомец по фамилии Соболь принимает ее за богиню охоты и луны
К отъезду Глеба Полина испекла «Наполеон». Она, чуть дыша, складывала в стопку тоненькие, будто пергамент, коржи и промазывала их воздушным кремом из маскарпоне.
На выпечку коржиков ушло три часа, и на этапе сборки торта Полина уже еле держалась на ногах. Зато торт получился, как свадебный, – снежно-белый, невесомый, распространяющий умопомрачительный запах ванили.
Полина положила на верхушку крошечный нежно-сиреневый цветок и торжественно подала на стол.
Глеб, вышедший из своего кабинета, уже одетый в свежую рубашку и костюм «для перелетов», легонько потрепал Полину за волосы.
– Только умоляю, не опрокинь на себя, – попросила Полина, разрезая серебряным лезвием чуть сопротивляющийся воздух – таким под нажимом ножа показался ей торт. – Чай – с жасмином?
Глеб предусмотрительно заткнул за ворот рубашки тканую салфетку и минут пятнадцать молча жевал, прихлебывая чай.
Торт уменьшился на три куска.
– Спасибо, девочка моя, – сказал Глеб, вынимая салфетку и бросая ее на стол. – Много еще осталось – сама не ешь. Слишком вкусный – не удержишься и все слопаешь.
– А куда же его? – расстроилась Полина, с сожалением разглядывая развалины «Наполеона».
– Куда угодно, но только не в жир на твоем пузе. – Глаза Глеба смеялись, но Полина знала – он очень серьезен.
– Марго приглашу…
– Хорошо, – одобрил Глеб, – этой лошади все нипочем. Ну что, прощаемся?
Полина вздрогнула. «Прощаемся» – это прозвучало так, будто Глеб не собирался возвращаться. Куда же он отправлялся на самом деле? В объятия принцессы Мальвины? В веселое путешествие с авантюристкой Аглаей?
– Глеб… – начала Полина, комкая от волнения брошенную им салфетку.
Он посмотрел на нее.
Светло-карие глаза выказывали нетерпение, мол, ну что еще? И угадывалась в них знакомая Полине жесткость: все сказано, решено, подарок оговорен, больше обсуждать нечего.
Такое выражение глаз было у Глеба, когда он твердо занимал какую-то позицию и ничто, ни доводы, ни уговоры, ни просьбы – уже не сдвинут его с места. Мужчина решил.
– Я буду волноваться, так что позвони мне, когда самолет сядет, – выдохнула Полина.
Глеб моментально смягчился.
– Конечно.
Он
